Быль из 90‑х: как я продавала значки на Покровке
Кстати, не так давно это и было. Лет двадцать пять назад. Ну, может тридцать. Я была вполне уже в разуме – хотя еще и в несовершеннолетии. Значит, тридцать.
Покровка в те годы представляла собой большой торговый ряд. Это сейчас мы спорим насчет брусчатки (хотя чего там спорить?), а тогда никакие брусчатки в голову никому не приходили. Тогда была торговля – стихийная и тотальная.
Не нужны были никакие разрешения. Ты просто приезжал на Покровку с раскладушкой, вываливал на нее что челночный бог из Турции или Польши послал – и производил товарно-денежный обмен. Чудовищные джинсы «Мальвины». Страшно-пушистые капоры. Лосины вырви-глаз. Зимой это припорашивалось снегом, летом выцветало под солнцем.
Покупали почти без примерки. А что там мерить – вся страна одевалась в свитер «Boys» одного размера: и девочки, и мальчики, и дяденьки, и тетеньки.
Страна выходила на главные улицы своих городов чтобы покупать. Более развлечений в стране не было.
И ведь не сказать, что развлечения. Когда ты покупаешь колбасу, которая лежит вперемешку с мужскими сапогами (какие сертификаты санитарного контроля, я умоляю!) и продается из одной и той же уличной температуры, составляющей комфортные для тебя, но слегка неподходящие для колбасы +20 градусов, ты не думаешь об удовольствии. Ты думаешь о том, что хочешь жрать.
Хотя, конечно, не без удовольствия, ибо колбаса теперь твоя.
Так вот, торговала вся страна. И я, движимая всеобщим «э‑э-эх!», к ней примкнула. Мне было 13 лет и я вышла на Покровку (или она тогда еще была Свердловкой?) продавать значки.
Вообще, это был гениальный стартап. Стартовый взнос составили инвестиции, изъятые из копилки. В качестве основных фондов выступал письменный стол, трафарет с буквами (ну вот не говорите, что у вас таких букв не было! У всех были) и фломастеры.
Комплектующие – цветная бумага и значки.
Да, я из значков делала значки.
А что такого, у нас до сих пор многие так делают. Банки вон: из денег – деньги. Я просто с запчастями промахнулась.
Итак.
Покупался детский значок типа «переливашка». Из него вынималось стекло (да не стекло, пластмасска там была) и переливательная картинка. Картинка утилизировалась, а вместо нее вставлялась другая.
Не Цой.
И не Депеш Мод.
Текст (вот с тех пор тексты свои и продаю). Была такая мода на значки с надписями типа «Сам дурак», «Береги природу, мать твою!» — и еще что-то политическое. Причем мода уже была в Москве, но еще не очень докатилась до Нижнего.
То есть ниша была свободна.
Понаделав десять значков, я пошла на Покровку – занимать нишу.
Мама помахала вслед рукой – мол, иди, дочь, возвращайся на золотой карете с лакеями и придворными. Что бы на десяти значках не разбогатеть?
Вот и я так думала. Встала вдоль забора филфака (я ж все-таки про искусство, а не про колбасу), держу в руках обтянутую алым бархатом картонку со значками… Ну, чисто ордена для проводов в последний путь: «Сам дурак» второй степени и «Мать вашу» экологического фронта.
Стою.
Люди мимо ходят, иногда смотрят, иногда цену спрашивают.
То есть вообще все нормально: тринадцатилетняя девочка на центральной улице города продает домашние поделки. Никого не удивляет. На моем месте мог бы быть каждый (на этом куске текста, судя по звукам, рухнул в обморок детский омбудсмен, но – не мы такие, жизнь такая).
И вдруг подходит ко мне мужик. Такой, слегка наискосок. Бывают такие мужики – у них вроде и с позвоночником все в порядке, а они на тебя смотрят – как будто делят взглядом прямоугольник на два равных треугольника.
- Ты продаешь значки? – спрашивает.
- Да, — говорю, а сама думаю: интересно, я их всем продаю или только нормальным?
- Зачем ты это делаешь? – мужик все ближе, все вкрадчивее.
- Потому что они хорошие, — блин, сбежать бы от него, но вдруг правда купит…
- Знаешь, — мужик кивает своим мыслям, – давай отойдем вот туда, — показывает взглядом на проулок за забором филфака.
И он тоже, видимо, не сообразил, что проулок за забором – по проходимости примерно как сама Покровка. То есть свидетелей, если что, будет – в ассортименте.
Но мы идем в проулок (мне так неловко сказать ему «не пойду», что от неловкости почти и не страшно), и он осторожно и даже бережно начинает…
Он начинает рассказывать мне про какую-то свою церковь лоботомистов гипоталамуса и ретикулярной формации!
Он! Начинает! Рассказывать! Про церковь!
А я стою со значками и думаю: «Ну вот зачем мне это все? Еще минута – и возвращаюсь к забору филфака».
Но через минуту он покупает все мои значки.
И зовет приходить в церковь еще.
И я, конечно, не прихожу и выбрасываю его визитку на асфальт. И думаю, что бог все-таки есть.
А потом я с непонятной усталостью бреду домой, кидаю деньги в копилку и мне так противно от значков, от мужика, от лоботомистов и от филфака…
Я понимаю, что больше никогда и никаких значков.
Что мужик тот меня унизил, хотя не могу сообразить, как именно.
Что все это неправильно, что я не хочу, что дайте скорее почитать про мушкетеров или лучше «Мастера Маргариту».
И через пару месяцев скачущая гиперинфляция превращает все мои деньги в дым.