«Гениально! Посмотрите, что сделал Петя!»

Школьный класс. Меньше обычного, но определенно – школьный. Парты, доска, ученики. Их немного, около десяти человек: в частной школе это нормально. Учитель – высокий, худой, с длинными седыми волосами.

Я знаю, что это приехавший в Нижний Новгород на два дня Александр Лобок, доктор психологических наук, автор вероятностной педагогики. Первоклассники школы «Крылья» знают, что сегодня вместо Ольги Ивановны у них вести занятие будет какой-то дяденька. Видимо, этот.

- А вы можете сдвинуть парты вокруг меня? – говорит дяденька.

Дети встают, каждый двигает свою парту.

- Нет-нет, передвигайте их вдвоем, так сложнее, — дяденька смотрит на детей.

Те продолжают двигать в одиночку.

- Вдвоем, – он ставит точку. – Передвиньте вдвоем. Так труднее.

- Но… вы же сами говорите, что так труднее, — мальчик по имени Антон чувствует какой-то подвох.

- Да! – радуется учитель. – Поэтому передвиньте вдвоем.

Через пять минут Александра Михайловича опояшет неровный круг из десятка парт. И он даст первоклассникам новое задание – сесть не за ту парту, на которой написано имя ребенка, а за любую другую. И детям снова будет очень сложно это сделать. А сам он будет то у доски – записывать слова, которые придумали ученики, то на коленках перед партами (прочитать, что написали ученики), то в центре круга – обсудить с учениками, что они написали.

Он будет кричать «Гениально! Посмотрите все, что сделал Петя!» и «Нет, здесь не правильно» и «Придумайте и напишите самое трудное и интересное слово! Самое трудное и интересное!»

- А мы не умеем писать, — скажут две девочки.

- Ой, это не важно, — отмахнется Александр Лобок. – Вы пишите.

И они напишут. «Мел танцует вальс».

Мир 30 лет назад и сейчас – два разных мира. Это не фигура речи. Например, мир сто лет назад и мир тридцать лет назад – это один и тот же мир (с небольшими вариациями). Но за последние 30 лет в мире произошло изменение по ключевому параметру – способу получения человеком информации.

До появления интернета и социальных сетей высоко ценилась эрудированность: она давала доступ к информации, закрытой для большинства. Сегодня важнее не владеть информацией, а уметь ее добывать, анализировать, сортировать – работать с ней. Я не помню год основания Московского университета… упс, теперь помню. 25 января 1755 года. Два щелчка мышки – и я его теперь знаю. К тому моменту, когда напишу последнее слово в абзаце, опять забуду. А когда будет нужно – снова погуглю.

Тридцать лет назад мне пришлось бы звонить знакомому, у которого, кажется, есть дома энциклопедия… Тридцать лет назад и у меня дома была энциклопедия!

Вслед за способом доставки и получения информации поменялось и многое другое… кроме школы. Она осталась такой, как была – с партами, прописями и классно-урочной системой преподавания. Автор классно-урочной системы, кстати — Ян Амос Коменский. Он родился в 1592 году. Санкт-Петербурга еще не было, Ньютон не провозгласил три закона классической механики, а классно-урочная система уже была.

Понятно, что нам в новом мире хочется как-то уточнить: а нельзя ли поменять принципы преподавания? Нельзя ли сделать так, чтобы не тратить много времени на то, что ребенку не нужно, и занять его тем, что нужно? В новом мире время приобрело ценность едва ли не большую, чем информация.

Новые подходы появляются. Один из них – тот, что разработал Александр Лобок. Он учит детей читать и писать сразу. Точно так же, как одно-двухлетние дети учатся говорить. Ведь никто не заставляет малыша сначала зубрить звук «а», потом звук «м» и лишь после этого переходить к прознесению слова «мама». Ребенок сразу говорит «мама». И слово «троллейбус» тоже говорит сразу – пусть у него это и звучит поначалу как «каей».

Шести-семилетние дети у Александра Михайловича тоже начинают писать сразу. Поначалу – с огромным количеством ошибок… Точнее, ошибок они не совершают: они просто не имеют понятия орфографической нормы. Но, осознав, что никто, кроме них, не может понять написанное, дети начинают анализировать, что не так. И сами же приходят постепенно к правильному написанию – точно так же, как к пяти годам ребенок приходит к правильному произношению всех звуков, склонению существительных и спряжению глаголов.

Но даже письмо (а также чтение, математика, окружающий мир и прочие крайне важные занятия для первоклашек) Александру Лобоку важны не так сильно, как самочувствие детей. Их желание учиться и их настроение.

В азарте работы он случайно наступает на упавший на пол карандаш одной из учениц. Колпачок трескается.

- Ой, — Александр Лобок мимоходом поднимает карандаш, кладет его на парту – и теряет к нему всякий интерес.

- Вы раздавили сонин карандаш! – возмущается кто-то из девочек.

- Ребята, вы слишком привязаны к вещам. Карандаши, бумага, парты – здесь все общее. Просто какие-то вещи из дома принесла Соня, какие-то Петя, какие-то – Савелий. Это все не важно, они – просто вещи. – Александр Михайлович говорит то, что не каждый взрослый готов услышать.

- А что наше? – в голосе девочки удивление.

- Вы нарисовали рисунок – он ваш. Вы написали слово – оно ваше! – учитель с искренним уважением поднимает листок, на котором написано великое многообразие букв – и ни одна их совокупность не складывается в сколь-нибудь читаемое слово. – Ребята, смотрите! – восхищается он. – Вот здесь – настоящее чудо! Смотрите, человек не знал, как написать слово. Но смотрите, как он старался! Он не бросил дело, а пробовал и пробовал, много раз!

Человек не скрывает довольной улыбки.

Класс, который взял на открытый урок Александр Лобок, сложный. Очень сложный. Некоторые семилетки легко пишут, читают и, кажется, даже умножают столбиком. Некоторые не особо стремятся общаться с одноклассниками, предпочитая все делать в одиночку. Некоторые не могут ни читать, ни писать. И явно не начнут читать и писать в ближайшее время.

После того, как первоклашки убегают на переменку, Александр Лобок переходит к родителям: весь урок те сидели «на задней парте» и наблюдали за процессом.

- Мне было важно, чтобы дети включились во взаимодействие с…

- С вами? – подсказывает кто-то из мам.

- Да со мной-то зачем? Друг с другом. Если хотите, чтобы дети взаимодействовали с учителем, ведите их в обычную школу: там педагог – центр внимания, все сидят за партами, поднимают руки. Нет, им нужно научиться взаимодействовать друг с другом – я усмирял их учебную активность ради стимуляции коммуникативной.

- Я боюсь, что другие родители скажут: «Забирайте своего ребенка, он мешает нашим детям учиться, тянет класс назад», — признается вдруг мама одного из тех мальчиков, что не читают, не пишут, и завтра не начнут.

- Ваш ребенок – это зона роста для других! Ну что мы, только за знаниями в школу приходим? Мы здесь учимся взаимодействовать с разными людьми, понимать их, — Александр Лобок не пытается успокоить маму, он, скорее, размышляет вслух.

Через пару минут он скажет, что первоклашки пока и правда не готовы включаться в работу с ребятами, которые не могут делать то, что делает большинство.

- Может, вам перевести своих сыновей… — говорит он мамам «отстающих» и в их глазах вспыхивает боль от того, что они заранее предполагают услышать: «на домашнее обучение», — в третий или в пятый класс?

- Что? – всем кажется, они ослышались.

- Ну мальчики же не учебную задачу приходят сюда решать, они учатся взаимодействовать с другими. Третьеклассники и пятиклассники смогут их поддержать. Первоклассники пока нет, — объясняет он.

- У нас общество не готово принять не таких, как все, — парирует кто-то из мам.

- Скажите, а вам с вашим сыном трудно?

- С самого рождения, — тихо произносит мама. – Но я привыкла добиваться результата.

- Смотрите. Ваш путь принятия ребенка длится уже 7 лет. Почему вы думаете, что общество его примет за пару недель?

Слова звучат больно. Они могли бы, наверное, даже обидеть – если бы тон учителя не говорил о том, что он-то, Александр Михайлович, очень заинтересован в том, чтобы мальчики остались в классе и сам класс их принял бы.

Он выясняет, о ком из одноклассников дети говорят чаще. И предлагает пригласить кого-то из ребят в гости – чтобы вместе почитать книги, поговорить.

- Это было бы здорово! Но я понимаю, зачем это нужно мне и моему сыну, — говорит мама мальчика. – Но зачем, например, это нужно маме Стёпы? Почему она должна согласиться, чтобы ее сын помогал моему?

- Наверное, ответ на этот вопрос – блеск в глазах Стёпиной мамы, — улыбается Александр Лобок и вновь повторяет, — ваши дети – это колоссальный ресурс для класса. Нужно уметь его использовать.

- Александр Михайлович, — подхожу к нему после занятия, - ваш урок… Это ведь уровень, который недоступен большинству педагогов. А что делать в обычной школе?

- Это не был урок, — поправляет он, — диагностика. Мне важно было понять, кто на каком уровне находится и как реагирует. Я же понимаю, что ситуация безумно сложная: в класс пришли дети со сложным бэкграундом. И нам нужно из этой ситуации как-то выкручиваться – найти ходы, через которые будет возможна коммуникации в классе. В обычной школе таких детей мгновенно отправили бы на индивидуальное обучение – по всем параметрам они не готовы к усвоению так называемого учебного материала.

- И что дальше?

- У меня большая надежда на родительское взаимодействие: оно может стать ресурсом для класса. Как минимум, мамам и папам нужно встречаться всем вместе и открыто разговаривать о своих детях. Только ситуация открытости может быть спасительной. Но разговаривать на серьезном языке, обсуждая вопрос «Зачем нам это надо?» Иначе мы получим родителей, которые будут инфантильно-иждивенчески требовать: «Удалите этих детей. Они мешают нашим развиваться!» А вслед за таким требованием сформируются подпольные ячейки, которые станут не мытьем, так катаньем выдавливать таких учеников из школы. Понимаете, дети, не усваивающие программу, должны обсуждаться как ценность для класса.

- Но никто не знает, как это делать.

- Поэтому я сюда и приехал, чтобы помочь родителям поговорить об этом. И я очень благодарен маме Степана, которая готова идти на контакт и говорит: «Да, я вижу, какой для моего Степы может быть ресурс в ваших детях!» Если возникнет эта ситуация «образовательного гостевания», когда дети ходят друг к другу, чтобы вместе почитать книги и поделать уроки, это будет очень хорошо.

- Мне кажется, сейчас вообще такое не принято.

- Да, считается, что дружить – это пригласить к себе на день рождения. На готовый праздник с готовыми аниматорами. А я предлагаю совсем другой формат: вы приходите друг к другу в гости читать книжки. И обсуждать эти книжки. И писать что-то по поводу этих книжек.

- Вы сегодня вели диагностику у детей – и хвалили их со скоростью тридцать похвал в секунду. Почему российская школа не работает на похвале?

- Это не только школа! Никто не работает на похвале. И в семьях, и в офисах, и в общественной жизни – везде только порицание. У нас нет такого опыта – хвалить. Нас ругали за ошибки – и молчали, когда мы что-то делали правильно.

- Но это же неправильно.

- Это неправильно, – он улыбается.

И я чувствую, что завидую родителям, которые могут приводить своих детей к нему на урок.

Оценки Александр Лобок, кстати, тоже не ставит. Потому что – зачем?