Анатолий Лобоцкий: «В искусстве есть всего две темы – любовь и смерть»
Газета "Нижегородская правда" №12 от 01.03.2023
Подписка на газетуВпервые на экране Анатолий Лобоцкий появился в 90‑е годы, в одном из первых российских сериалов «Мелочи жизни». Но знаменитым он стал, снявшись в фильме Владимира Меньшова «Зависть богов», в котором его герой, французский журналист Андре, влюбляется в советскую женщину – героиню Веры Алентовой. С тех пор его фильмография насчитывает более 100 фильмов, в которых он сыграл самых разных персонажей – от военных и полицейских до врачей и графов.
Ещё больше лиц у Лобоцкого – театрального актёра, который за 30 лет на сцене Театра имени Маяковского сыграл несколько десятков ролей. А спектакли «Последние» и «Школа жён» театр привозил в Нижний. И зрители долго не отпускали актёра со сцены. О том, чем сегодня актуальна классика, о противоречивости Горького, о вечных ценностях и страстях Анатолий Лобоцкий рассказал в эксклюзивном интервью «Нижегородской правде».
Седина в бороду
– Анатолий, сегодня для многих пьеса в стихах, как, например, «Школа жён» Мольера, – вещь непонятная. Но ваш спектакль смотрелся на одном дыхании…
– Работать со стихотворным текстом – особое удовольствие, 72 страницы стихотворного текста оказались мне самому близки и интересны. Вся работа доставляет удовольствие. Сюжет заставляет откликаться. На самом деле в искусстве есть две темы – любовь и смерть, и обе мне интересны, как и любому зрителю. И чем интереснее они раскрыты, тем лучше восприятие зрителя.
– Чем же эти темы вам близки?
– Их можно бесконечно интерпретировать и поворачивать разными гранями, смотреть с разных углов зрения. «Школа жён» – спектакль про любовь стареющего человека к юной девушке, и, что скрывать, мне как стареющему человеку эта тема безусловно близка. Седина в бороду и так далее! В той или иной мере эту страсть переживают все мужчины. Поэтому они и идут посмотреть этот спектакль. А в Нижнем Новгороде публика вдвое благодарнее московской.
– Вы работали со многими театрами, но всегда преданно служили одному – Театру имени Маяковского, не покидая его даже в сложные годы. Чем он вас так держит?
– Наш театр уникален своей внутренней жизнью и атмосферой. Я нигде не видел такого взаимоотношения всех работников театра. Это уникальное отношение к своему театру, к своему дому. И поэтому я много-много лет ему предан.
Неоднозначный Горький
– Сегодня одна из ваших коронных ролей в театре – Захар в «Обломове». Вы, мечта миллионов женщин, – и вдруг старик-слуга. Чем вас привлекла эта роль?
– Когда мне предложили его сыграть, я мгновенно согласился. Любой актёр хочет немножко отойти от своего привычного амплуа, пошалить, заклеить лицо какой-то гадостью и повыпендриваться. Всё это мне и дал Захар. Да и сам литературный образ замечательный. Тем более что в классических пьесах слуга если не главный герой, то точно важный и сопутствующий главному герою. И несёт важную нагрузку.
– Для многих нижегородских зрителей открытием был ваш Коломийцев в «Последних» Горького. Этот спектакль был показан на одном из Горьковских фестивалей. Тем более что для нашего города этот писатель и всё, что с ним связано, имеет особый смысл. А что Горький для вас?
– Он – неоднозначная фигура в литературе. У него есть совершенно потрясающие по глубине и по литературным достоинствам произведения, и в то же время он был (а может, его сделали) государственным писателем. Ведь та же «Жизнь Клима Самгина» – по сути глубоко антисоветский роман, если внимательно его читать.
Так что каждый раз, читая его, я открываю для себя новое, хотя соглашусь, что язык Алексея Максимовича порой тяжеловат. Но его классическая драматургия – «На дне», «Мещане» и так далее – замечательные пьесы. Поэтому они так часто и ставятся сегодня. А то, что он был прикормленным советским писателем, не умаляет его таланта. Он – великий писатель. А вот пьеса «Последние» точно не лучшее его произведение.
– Зато текст вы читали глубоко и проникновенно. Наверное, неслучайно так популярны ваши аудиоспектакли. Чем привлекает вас работа с микрофоном в студии?
– Я действительно люблю работать с микрофоном и много лет этим занимаюсь. И это не аудиокниги, а радиоспектакли. Когда ты один на один с микрофоном, можешь передать своё отношение к материалу и своё прочтение – без режиссёра, партнёра. Это только твоё внутреннее ощущение материала. И донести его до слушателя очень интересно, поэтому мне так нравится такая работа.
– Без режиссёра… А ведь изначально у вас режиссёрское образование. Почему вы им в итоге не стали?
– Потому что я не хочу быть плохим режиссёром. А образование помогает мне в профессии.
Незабытое старое
– Вы не раз говорили о своём спокойном отношении к фильмам и сериалам. А какие из них действительно стали для вас знаком качества?
– Их немного. Я бы даже сказал, что хватит пальцев одной руки, чтобы их перечислить, но называть не буду. Тем более сериалы. Вообще я не очень хорошо отношусь к сериалам – привык к театру, и съёмки для меня всегда процесс тяжёлый. В моём возрасте с восторгом к нему относиться как минимум странно.
К тому же в сериалах всегда бросаются в глаза разные уровни актёрской игры. Честно говоря, я не думаю, что кому-нибудь такая работа может приносить подлинное творческое удовлетворение. Но это только моё мнение. Рядом со мной работают люди, которые переходят из сериала в сериал и уверяют, что им это нравится. А для меня главное – театр, и он остался бы главным, даже если бы я снимался в голливудских блокбастерах.
– Одной из ваших первых партнёрш по сцене была Наталья Гундарева. Есть ли сегодня близкие по таланту и дарованию актрисы?
– Думаю, что есть – наша страна богата на таланты. Такой глубины и актёрской природы, как были у Наташи, мало, но хороших, мощных актрис у нас в достатке. И не только талантливых, но и умных. Расхожее мнение о том, что актёр должен быть глупым, устарело ещё в середине ХХ века. Он должен уметь подчиняться, но не быть глупым. Если актёр – личность, то что бы он ни играл, на него приятно смотреть. Даже если спектакль плохой. А вот увидеть ум и талант не всегда получается. Часто увидеть талант актёров мешает, как его называют, «новаторство» режиссёров.
Но поверьте, всё, что сейчас выдаётся за ноу-хау, это либо хорошо забытое старое, либо вообще ещё и не забытое. Все эти «Театр.doc»… Всё это существовало и раньше и начиналось в Европе в 30‑е годы, а в Польше – в 50‑е. Мейерхольд тоже чего только не ставил и как только не чудил. Так что кардинально нового в современных постановках я не вижу.
– Так каким же должен быть современный театр?
– Он должен развиваться в самых разных направлениях, но это не значит, что все эти направления я или вы должны понимать и любить. Это как артхаусное кино, которое почти никто не видит. Каждому своё. То же и в театре. Должны быть разные направления, разные веяния, если, конечно, они находят своего зрителя. А в остальном – всё было, всё повторяется. Если есть те, кто это любит, пусть будет. Но это не моё.