Как это было
Но близок, близок час победы.Ура! мы ломим; гнутся шведы;О славный час! о славный вид!Еще напор — и враг бежит…Александр Пушкин. 27 июня будет триста лет Полтавской битве. Нет ничего зазорного в том, чтобы начать отмечать это великое и славное событие российской истории заранее. Тем более, что эта битва, хоть и стоит в одном ряду с такими же великими, как, скажем, Куликовская, Бородинская или Сталинградская, по какому-то малопонятному капризу помещается исторической наукой и национальным сознанием несколько отдельно и ценится значительно ниже прочих вышепомянутых битв. Юбилей — прекрасный повод восстановить историческую справедливость и напомнить, как все это было. Как и почему произошла эта великая битва, переломившая ход российской, шведской и европейской истории. Это очень полезно вспомнить. Северная война, в которую Россия ввязалась в начале XVIII века, была для нее в то же время и первой общеевропейской. Той самой войной, в которой Россия формально выступала в составе одной из европейских коалиций, схватившихся в кровавой бойне за передел мира. Это была война за так называемое испанское наследство — колоссальные испанские колониальные владения, которые сама Испания уже контролировать не могла и за которые собирались драться Англия и Голландия, и непосредственно испанский трон и владения Испании в Европе, на которые претендовали французский и австрийский монархи. Швеция, как одно из сильнейших на тот момент государств Европы, рассматривалась обеими коалициями в качестве потенциального союзника, и её участие на чьей-либо стороне могло действительно предопределить исход грядущей войны. Напомним, если кто забыл, Швеция в начале XVIII столетия была гегемоном всей северной Европы и восточной Балтики. Швеции принадлежала Финляндия, значительная часть Карелии и Прибалтики и часть исконно русских новгородских земель, захваченных шведами в Смутное время. Россия лишилась прямого выхода к Балтийскому морю, и именно поэтому война со Швецией приобрела для русского правительства Петра I принципиальное значение. Бурно развивавшаяся российская экономика (да, да, было такое время!) требовала прямого выхода на европейские рынки сбыта, и выход этот в тех условиях и при тех возможностях можно было обеспечить только на Балтике, только вернув свои же земли и выход к Балтийскому морю. Так «удачно» совпали две войны — за испанское наследство и за Балтийское море — слившиеся в итоге в одну большую общеевропейскую, в которой принимали участие практически все государства Европы. Волею судеб и русского оружия Швеции в этой войне досталась незавидная роль и печальная участь. Она собиралась принять участие на стороне Франции в войне за испанское наследство, и ей, безусловно, отломились бы весьма неплохие куски. Но шведский король Карл ХII вынужден был повернуть свои полки на восток, чтобы противостоять русской армии, возвращавшей русские же земли. Нет смысла прослеживать все перипетии этой знаменитой войны, в которой «не раз клонилась под грозою то их, то наша сторона», но одно принципиальное замечание сделать все же стоит. Начавшись как банальная война за передел мира и Европы и оставаясь таковой на Западе, на Востоке она очень быстро стала войной народов а выживание, за право жить на собственной земле. В 1707 году на запрос французского посла о возможных условиях мира с Россией Карл ХII ответил буквально следующее: «Король помирится с Россией, только когда он приедет в Москву, царя с престола свергнет, государства его разделит на малые княжества, созовет бояр, разделит им царства на воеводства». Проще говоря, уничтожит Россию как государство. В итоге для России война стала не просто войной за европейские рынки или за выход к Балтийскому морю; она приобрела характер народной войны, в которой доказывалось и подтверждалось право России на самостоятельное и независимое существование. Право это было подтверждено и доказано. Было подтверждено и доказано даже нечто большее — право России на участие в европейских и международных делах на равных с прочими великими державами. Именно с этого момента — с Полтавской битвы — Россия перестала быть для Европы Московией — далеким, малопонятным, экзотическим восточным царством, а стала угрожающе близкой, полноценной во всех отношениях державой, от которой состояние европейских и международных дел стало зависеть ничуть не меньше, чем от прочих стран Европы. И уже недалеко было до гордых слов блистательного екатерининского канцлера Безбородко, что, мол, «при нас ни одна пушка в Европе, без нашего на то дозволения, выстрелить не могла». И слова эти, горделивые, хвастливые, и положение это, уверенное, гордое, стала возможным именно благодаря Петру I, а еще точнее — Полтавской битве, положившей начало величественному и блистательному императорскому периоду. Кстати говоря, Полтавская битва замечательна не только этим, но и множеством других мелочей, которые при внимательном рассмотрении мелочами отнюдь не кажутся. Так, например, в Полтавской битве впервые принимали участие калмыки, переселившиеся из монгольских степей в прикаспийские именно при Петре I, и тут же вступившие в Северную войну на стороне русского царя в качестве вассалов-союзников. С другой стороны, именно в Полтавской битве глава государства в последний раз принимал личное участие в сражении — в критический момент боя Петр I сам повел полки в атаку, став продолжателем и завершителем славной традиции князей-воинов — Святослава Игоревича, Владимира Мономаха, Александра Невского, Дмитрия Донского. После Петра I главы государств (за исключением, может быть, Наполеона) личного участия в сражениях и войнах уже не принимали. Полтавская битва стала одной из тех великих битв, в которой, в отличие от Куликовской, Бородинской или Сталинградской, потери русской армии были куда меньше, нежели потери противника. Шведы потеряли убитыми более 8 тысяч солдат, в плен попало около 3 тысяч (и еще 16 тысяч сдались отряду Меншикова, посланного в погоню за отступавшими шведскими войсками). Потери русской армии в ходе Полтавской битвы составили всего 1345 человек убитыми. Шестикратное превосходство! Мало какой российский полководец может похвастаться таким же мастерством и успехом. При минимальных потерях шведы были разгромлены наголову. И тогда же, после Полтавской битвы, Петр I лично подал пример, как надо относиться к побежденному противнику. После сражения он принимал пленных шведских генералов у себя в шатре, и за обедом произнес в их честь тост, который завершил замечательными словами: «За здоровье учителей, за шведов!» Петр повел себя достойно, по-рыцарски, и, наверное, поэтому шведы не затаили против России какой-то глубинной национальной обиды, вошедшей в генетическую память поляков, например, прибалтов, или западных украинцев. С Украиной же вообще отдельный разговор. Сейчас украинцы собираются праздновать годовщину Полтавской битвы отдельно, упирая на то, что та война была попыткой Украины добиться независимости от москалей при помощи шведов. Вообще, это смешно. О какой войне за независимость можно говорить, когда не существовало вообще никакого суверенного субъекта права, сражающегося за независимость. Украиной называлась некая пограничная территория, лежащая на окраинах Османской империи, Речи Посполитой и России, но в международном праве и практике тех времен никакого субъекта под названием Украина не существовало. Конечно, это все формальности и теория. Но на практике все обстояло еще нагляднее. Слабо укрепленная Полтава, населенная и обороняемая не москалями, а хохлами, отчаянно оборонялась от шведов три месяца. За предателем Мазепой, обещавшему королю Карлу ХII поддержку всех украинских казаков, пошли всего 2 – 3 тысячи человек. Да и те разбежались, как только узнали, что Мазепа привел их не в армию Шереметева, как обещал, а к шведам. Поддержки местного населения шведы так и не получили; все народные восстания поднимались не против русских, а против шведов. Сам же Мазепа не о независимости Украины мечтал, а о передаче ее под власть польского короля Лещинского — марионетки Карла ХII. Тут Украине не пришлось даже выбирать. Она однозначно высказалась против возвращения власти польских панов, предпочтя ей власть государя Московского. И понятно почему. В России хохол мог стать и мужем царицы (Разумовский), и канцлером (Безбородко), и даже генсеком (Хрущев). А кем он мог стать в Польше? В лучшем случае — вассалом, в худшем — рабом. Неудивительно, что за Мазепой никто не пошел.
