19 октября

Наша средняя школа сейчас стала по-настоящему «средней», слишком «средней». Толпы безмозглых, ничего не знающих и ничего не умеющих идиотов наполняют нашу жизнь после окончания школы и понижают и без того невысокий средний уровень национального IQ. Но даже самые последние двоечники, самые безмозглые и тупоумные болваны знают, 19 октября — великий день в истории российской словесности. Мы все знаем, что такое 19 октября. Мы все знаем, что 19 октября — день открытия Царскосельского Лицея. «Каждый год, 31 декабря…» — этот рефрен проходит сквозь весь любимый всеми нами фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!». «Каждый год, 19 октября…» — не будет ни малейшим преувеличением сказать, что эта дата проходит рефреном сквозь всю жизнь и творчество Пушкина. Не только его, наверное, но и всех лицеистов, особенно первого выпуска. Но только благодаря Пушкину мы знаем, что значила эта дата для него, и его одноклассников и друзей по Лицею. Был у Александра нашего, Сергеича, пунктик. Почти каждый год, 19 октября, он садился за стол и писал очередное стихотворение, посвященное дню открытия Лицея. Это стало для него традицией, которой он не изменил до самой своей гибели. Он так и озаглавливал эти стихи: «19 октября 18…(очередного года)». «Роняет лес багряный свой убор…» («19 октября 1825»). «Бог помочь вам, друзья мои…» («19 октября 1827»). «Усердно помолившись Богу, Лицею прокричав ура…» (19 октября 1828). «Чем чаще празднует Лицей свою святую годовщину…» (19 октября 1831). «Была пора: наш праздник молодой…» (19 октября 1836). Сейчас, отсюда, из нашего бестолкового суматошного времени, где любое событие значит ровно столько, сколько про него расскажут по телику, где вчерашние новости забываются к утру, а прошлогодние события бодро приписываются к истории, именно сейчас такая преданность своему Лицею, своим лицейским годам и лицейским друзьям выглядит и необычайно трогательно, и невероятно внушительно одновременно. Это была ценность, которую ни купить, ни продать ни за какие деньги. Лицейские друзья оставались друзьями на всю жизнь. И сколько бы их ни оставалось, и где бы, и кем бы они ни были, каждый год, 19 октября, вместе ли, в одиночестве, отмечали эту памятную для всех них дату. Дату, с которой началось их взросление. Дату, с которой началось их вступление во взрослую жизнь. Дату, когда под одной крышей, волею судеб и государя императора, собралось несколько талантливых пацанов, частичка поколения, перевернувшего Россию. Сколько ни читай научных книг про Лицей, сколько ни перелистывай воспоминания бывших лицеистов и не перечитывай знакомые с детства пушкинские стихи, все равно очень трудно понять, что же такого уникального было в этом учебном заведении, что первое поколение его выпускников так запомнило свои лицейские годы и так держалось друг за друга до самого последнего, до смерти в 1883 году последнего из выпускников первой волны, князя Александра Михайловича Горчакова. Наверное, потому пацаны так друг с другом сдружились, что провели почти безотлучно вместе шесть лет. Лицей был учреждением закрытого типа, воспитанники жили в комнатах при учебном заведении, вдали от родителей и окружающего мира. Идеолог и инициатор Лицея Михаил Сперанский был поклонником модной в то время теории, что воспитать идеальных граждан можно лишь в изолированной среде, где окружающий мир не будет портить их своим дурным примером и воздействием. Конечно, пацаны могли ездить к родителям на каникулы, конечно, могли выбираться в город по выходным и праздникам. Но все же большую часть времени они проводили в стенах Лицея, учась не только наукам, но и дружеским отношениям, которые они пронесли через всю свою жизнь. Была ли подобная теория и практика верной или неверной, можно, конечно же, гадать и спорить, но к чему это делать? Ведь вот же, пример налицо. 30 выпускников первого лицейского набора 1811 года — и ни один из них ничем не запятнал свою альма-матер. Кто-то из них прожил долго, кто-то умер быстро. Кто-то пошел на государственную службу, кто-то в декабристы. Кто-то в военные, кто-то в моряки. Кто-то в ученые, кто-то в поэты. Каждый чего-то достиг, каждый чем-то прославился. Никто из них не спился, не сгинул в безвестности, не продал друзей или Родину, не совершил ни одного гнусного или постыдного поступка, за который было бы стыдно им или нам. Это было воистину золотое поколение. Идея Сперанского была не так уж наивна или кощунственна, как могло бы показаться на первый взгляд. Дети, вырванные на шесть лет из мира и общества, впоследствии преобразовали и этот мир, и это общество. Интересно было бы взглянуть на список наук, изучаемых в Лицее. В программу входили так называемые нравственные дисциплины — Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия. Словесные — российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика. Исторические — российская и всеобщая история, физическая география. Физические и математические — математика, начала физики и космографии, математическая география, статистика. Изящные искусства и гимнастические упражнения — чистописание, рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание. Для желающих поступить на военную службу проводилось дополнительное военное обучение, в этом случае выпускники получали права окончивших Пажеский корпус. Не забудем, по этим программам предполагалось образовывать будущих высших государственных деятелей. Задумка отчасти сработала, отчасти же нет. Все выпускники Лицея по нынешним временам оказались бы золотыми медалистами, все оказались людьми яркими и неординарными. И потому для большинства из них государственная служба показалась слишком скучным и мелким делом. Карьерный путь в государственном аппарате избрали для себя едва ли половина всех выпускников первого лицейского набора. Остальные предпочли иные виды деятельности. Как Пушкин. Сейчас все знают, что Пушкин был обречен стать поэтом. Знали это и его лицейские друзья. «При самом начале — он наш поэт, — писал Иван Пущин в своих мемуарах. — Как теперь вижу тот послеобеденный класс Кошанского, когда, окончивши лекцию несколько раньше урочного часа, профессор сказал: «Теперь, господа, будем пробовать перья! Опишите мне, пожалуйста, розу стихами». Наши стихи вообще не клеились, а Пушкин мигом прочел два четырехстишия, которые всех нас восхитили. Жаль, что не могу припомнить этого первого его поэтического лепета. Кошанский взял рукопись к себе. Это было чуть ли не в 811‑м году, и никак не позже первых месяцев 12-го». Как это было хорошо, как замечательно, что талант Пушкина заметили сразу и заметили все, от сверстников до преподавателей, и не стали натаскивать из него грядущего чиновника. «Все профессора смотрели с благоговением на растущий талант Пушкина, — продолжает Пущин. — В математическом классе вызвал его раз Карцов к доске и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал молча какие-то формулы. Карцов спросил его, наконец: «Что ж вышло? Чему равняется икс?» Пушкин, улыбаясь, ответил: «Нулю!» — «Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается нулем. Садитесь на свое место и пишите стихи»». Стал ли бы Пушкин тем самым Пушкиным, если бы его с самого начала так горячо и усердно не поддерживали? Ой, ли! Роль Лицея в становлении Пушкина как поэта огромна и неоценима, и он это сам знал, и потому каждый год отмечал очередным стихотворным шедевром дату своего поступления, День Лицея: Вы помните: когда возник Лицей,Как царь для нас открыл чертог царицын — И мы пришли, и встретил нас КуницынПриветствием меж царственных гостей… Мы помним, Александр Сергеевич! Мы помним дату открытия вашего славного Лицея, и за неимением уже его выпускников готовы сами отмечать очередную его годовщину. Хоть по старому, хоть по новому стилю. Эту дату никак нельзя обойти вниманием.