Бессилие мира сего
Удивительно нынешнее интеллектуальное оскудение мира. Порой кажется, что такого вообще никогда не было. Негоже, конечно, страдать аберрацией близости, но, честное слово, трудно вспомнить и представить себе такие времена, когда столь же явственен был в наличии структурный и идейный кризис мира, а хоть сколь-нибудь адекватного идеологического ответа на этот кризис не наблюдалось и в помине. Наверно, и были такие времена. Но с ходу их вспомнить трудно. Вечная тяга к обновлению Гораздо быстрее приходят на ум исторические сюжеты и повороты, связанные с новой идейной и смысловой накачкой старого мира. Мира, потерявшего прежние ориентиры. Мира, уставшего от собственного величия и благополучия. Мира, как те страшные языческие боги, вечно стареющего, но никогда не умирающего. Было… Да, часто было. Когда казалось, что все прекрасно и замечательно, и человечество достигло вершины своей эволюции, и забралось на вершину счастья, к которой карабкались все прошлые кровавые и страшные века, и вдруг обнаруживалось, что счастья нет. Достигнув своей цели и обнаружив, что дальше двигаться некуда, человечество вдруг теряло всякий смысл, а с ним почему-то и счастье. Кто хоть немного помнит школьные учебники истории, помнит, наверное, и то странное ощущение беспросветности, охватывающее все великие цивилизации в зените их славы, могущества и благополучия — хоть Вавилон времен Навуходоносора, хоть Рим времен Марка Аврелия, хоть Тенотчитлан, времен Монтесумы. Казалось, все есть. Казалось, дальше стремитьсянекуда. И люди останавливались, люди теряли темп, продолжая даже не двигаться — жить по инерции. И очень скоро на их место приходили другие. Те, у кого были какие-то свои идеи и мысли, как раскрутить вновь остановившийся мир. Как вновь придать ему смысл, цель и оправдание. Жестокое вавилонское владычество сменяла вполне толерантная персидская империя. Уставший Рим наполнялся свежей христианской струей. Зашедшие в тупик людоедские американские цивилизации падали под ударами конкистадоров, и континент обновлялся европейским смыслом и духом. Так было. Так было не раз и не два, когда вполне совершенный мир, по мнению и представлению большинства современников, в самой своей глубине, в самой сущности и сердцевине почему-то вдруг переставал их устраивать. И спустя какое-то время, иногда короткое, иногда более длительное, извне или изнутри формировался какой-то новый вызов, новый стимул, новая идея, заставлявшие людей отказываться от хорошего надоевшего мира, и с увлечением приниматься за поиски и строительство нового — пусть скверного, трудного и неудобного, но — нового мира. Появлялось новое движение, появлялась новая цель, вновь придающая людям в частности, а человечеству в целом смысл и оправдание существования. Почему же сейчас нет ничего подобного. В мире чувствуется, ощущается, порой просто физически, запрос на новый смысл, на новую путеводную звезду, а ее нет. Нынешние арабские волнения, бунты, мятежи производят гнетущее впечатление своей полной бессмысленностью. Люди бунтуют с отчаяния, от безысходности, от беспросветности бытия, но бунт их несет лишь отрицательный заряд. Они готовы выступать против своего нынешнего положения и против тех лидеров и руководителей, с которыми связывают это положение, но категорически не представляют себе, что же предложить взамен. Справедливости ради, простецы и не обязаны задумываться над такими вещами. Те, кому обрыдл старый мир, кого не устраивает существование в нем не только физически, но даже психологически, могут лишь выступить с протестом и бунтом — большего от них ждать не приходится. Но всегда ведь находились люди, готовые предложить альтернативу. Мыслители, пророки, фанатики, обиженные на весь мир, вдохновленные божественным откровением или просто забавляющиеся играми разума — кто-нибудь находился всегда. Кто-нибудь находился, кто-нибудь популярно объяснял, почему прежний мир плох и никудышен, и предлагал свой вариант — проект, программу или просто видение. Видение нового мира. Как правило, это была новая сказка, как правило, очередной мираж. Но странно — какое-то количество людей вдохновлялось этим миражем, и шло за своим новым лидером, и готовы были горы свернуть ради новой сказки. И сворачивали, надо сказать. Меняли ход истории. Придавали ей скорость и динамику, обильно смазывая скрипучие колеса колесницы Клио кровью и слезами, как чужими, так зачастую и своими собственными. Это уж как повелось. Безумный, безумный, безумный век Когда век назад, находясь в своем абсолютном зените, западная цивилизация вдруг ощутила странный дискомфорт и неудобство от самой себя и в самозабвенном угаре Первой мировой войны начала ломать и истреблять собственное могущество и благополучие, миру были предложены сразу три выхода из идейного и психологического кризиса. Коммунизм (в более мягких формах — социализм) с опорой на равенство и всеобщее благосостояние; фашизм с опорой на элитарность и превосходство тех или иных социальных или этнических групп; капитализм, реинкарнация которого была предложена с опорой на свободу личности и равенство возможностей. Как ни оценивай качество и содержание этих трех идеологий, оформившихся и завладевших умами в первой половине прошлого века, нельзя не признать, что они были оригинальными, новаторскими и перспективными. По крайней мере, на первых порах, и в том смысле, что обещали миру, уставшему от своего прежнего благополучия, какое-то новое качество и содержание. Оценить в теории и на бумаге всю перспективу практического развития и воплощения этих идей могли немногие, и потому неизбежно было их испытание на практике, нашкуре сотен миллионов людей, не умевших разбираться в идеологических хитросплетениях, но отчетливо увидевших фонари, зажженные Лениным, Гитлером и Рузвельтом, и ломанувшихся на их призывы. Им всем еще придется горько пожалеть об этом, но, ввязавшись в бой, они, по крайней мере, обрели смысл и цель своей жизни, и не всегда эта частная цель была столь хладнокровно кошмарна, как в идеологических построениях Розенберга или Троцкого. Немцы пошли за Гитлером не потому, что хотели уничтожения всех евреев, негров и славян, а потому, что хотели возрождения величия своей нации, и Гитлер им это обещал, и ради этого они развязали войну, не имевшую аналогов в истории человечества. Они слишком поздно поняли, что происходит, они слишком поздно осознали, во что ввязались. Невозможно сочувствовать людоедской идеологии Гитлера, но нельзя не признать ее странную притягательность, зачаровавшую целую нацию, такую же странную, почти эсхатологическую ненависть, которую она внушила остальному миру. По иронии судьбы — по злой иронии — самый страшный и кровавый период в истории ХХ века оказался одновременно и самым понятным, честным и осмысленным. Почти каждый человек знал, что и почему он делает, зачем иради чего живет. Для построения коммунизма или для борьбы с ним. Для торжества великой Германии или для сокрушения оной. Для свободы человека или для равенства людей. Пусть из нашего сегодняшнего, циничного, беспринципного и безыдейного мира все эти метания наших дедов и прадедов кажутся погоней за миражами, но люди сражались за них с такой яростью и упорством, с таким мужеством и отчаянием, что миражи приобретали реальность и становились фактом истории. Во всяком случае, было не до скуки, не до томных рассуждений и поисков смысла жизни. Смысл был — выжить и победить. Неважно уже было, из-за чего и почему началась борьба, важно уже было просто победить и вернуться к миру. К миру «без дыма и войны». К миру, где можно было рыть грядки, а не окопы. К миру, где можно было смотреть на небо в поисках радуги, а не бомбардировщиков. К миру, где можно было просто шагать по полевой дороге, не опасаясь мин, снайперов и шального снаряда. Все долгие годы войны люди знали, чего хотят, и вот это — осознание смысла и цели жизни — было прекрасно. Это то, чего так не хватает сегодня. При всех сложностях и проблемах нынешнего мира ему не хватает какого-то глобального и глубинного смысла. Идейная импотенция После войны смысл в мире продержался еще целое поколение. Нужно было восстановить все разрушенное войной, нужно было привести в порядок страны и города. С этим справились за четверть века, и это тоже были насыщенные смыслом и содержанием четверть века. Было интересно поучаствовать в развале колониальной системы, в развернувшейся космической и ядерной гонке, в «холодной войне» двух сверхдержав. Это еще держало мир в каком-то общепланетарном напряжении — не том, страшном, что во время войны, но все-таки держало. Заставляло двигаться, работать, чего-то придумывать, куда-то спешить. А потом отпустило. И все поплыло. Нынешний мир производит какое-то аморфное впечатление — без цели, без смысла, без стремлений. У самых амбициозных стран мечты не выходят дальше повышения ВВП. У самых амбициозных людей цели не превышают повышения заработка или должности. И ладно бы, если бы всё всех действительно устраивало — так ведь нет, недовольных тьма-тьмущая. А лидеров нет. Оно, может быть, и хорошо, что нет новых Лениных и Гитлеров — всё меньше крови и трупов будет. Но ведь нет и новых Марксов, или, на худой конец, Рузвельтов. Это может быть плохо, это может быть хорошо, но это однозначно странно. Когда в мире обретается столько недовольных, готовых уже не просто бухтеть, а сражаться — абы было за что, и на них не находится ни одного интеллектуального или политического вождя, это явный признак идейной импотенции и организационной атрофии современного мира. Диагноз неутешительный для революционеров. Но вполне устраивающий обывателей, не желающих перенапрягаться.
