Драконы поднебесной

Десять дней, проведенных в Китае, это десять ступеней-драконов (у каждого дня свой дракон, любил повторять я спросонья эту «речевку» в Китае) познания, осмысления, обретения, порой даже разочарования, которые прошел автор этих путевых заметок. Каждая из них навсегда встроилась и стала небольшой частью того пути, который мы должны пройти в своей жизни. Хотя, кто знает, может быть, завтра вновь придется вернуться к своим драконам. Чтобы вновь и вновь познавать, обретать, отдавать… Впрочем, все по порядку. Дракон первыйВЕЛИКАЯ СТЕНА РОЖДАЕТ ГЕРОЕВ Кто из нас, начиная со школы, не слышал о Великой Китайской стене, которая вот уже третье тысячелетие является официальным символом Китая. У первых она вызывает восхищение, у вторых — недоумение, третьих — сожаление, у четвертых — что-то другое… И все это выливается в ожесточенные споры, которые не утихают до сих пор. И каждый, наверное, по-своему прав. Да, нельзя не восхищаться этим уникальным архитектурным замыслом, по праву ставшим одним из семи чудес света. Сегодня многие недоумевают от бесполезности этого проекта, якобы защищавшего Китай от набегов варваров. Есть и такие, кто сожалеет о бесцельно загубленных миллионах жизней китайцев на строительстве стены. Да, все так, и с каждым можно в чем-то соглашаться, но только до тех пор, пока твоя нога не встала на поседевшие от времени гранитные ступени стены… И здесь, оставаясь один на один со стеной, ты уже сам по мере восхождения начинаешь вести с ней мысленный диалог… Первая ступень — и сразу замечаешь, до чего же она истерта миллионами подошв тех, кто был здесь раньше. Зачем они пришли к тебе, стена, что двигало ими? Может быть, ответ находится выше? Тогда, вперед и выше! …Позади уже 500‑я ступень. Поднимаюсь на очередную бойцовую башню. Начинают уставать ноги, сбивается дыхание. Попробуй-ка шагать, если большинство ступеней высотой до полуметра. Не случайно моих попутчиков уже можно пересчитать по пальцам. Протискиваюсь в узкую бойницу: ну-ка посмотрим мир с высоты птичьего полета. Хватаю ртом уже слегка разреженный воздух и, вдруг ошеломленно замираю: то ли услышал, то ли почувствовал тихий вздох Стены. Показалось? Разве подвластно такое мертвому камню? И тут всплыло из полузабытого… Как утверждают историки, на строительстве Великой стены было занято до миллиона человек, а по другим сведениям, чуть ли не три миллиона. А это ни много ни мало половина мужского населения древнего Китая. Естественно, что ее возведение сопровождалось и большими человеческими жертвами. Великая стена, как ненасытный молох, столетиями перемалывала и вбирала в себя плоть и души строителей и, казалось, сама обретала душу. Сумасшедшая мысль? Не знаю, но, может быть, она перестанет быть таковою, если подняться еще выше? …Все же надо чаще отдыхать. Кровь приливает к вискам, ноги гудят, как два телеграфных столба в зимнюю морозную ночь. Позади уже полторы тысячи ступеней, а мозг не перестает свербить одна мысль: зачем китайским императорам мобилизовывать поистине несметные материальные и людские ресурсы, чтобы воздвигнуть стену на отрогах и так непроходимых гор? Версия о том, чтобы защитить страну от нашествия варваров не выдерживает критики. Как и другие, например отделиться стеной от мира варваров, использование ее в качестве дороги и т. д… Где же практический смысл? Ради чего принесены жертвы? И НА МЕНЯ ОБРУШИЛАСЬ ИСТИНА. ОНА БЫЛА ОЧЕВИДНА И ПРОСТА, НО ПОЗНАТЬ ЕЕ МОЖНО БЫЛО ТОЛЬКО ЗДЕСЬ, НА САМОЙ ВЫСОКОЙ ТОЧКЕ ВЕЛИКОЙ СТЕНЫ Чье-то усталое шарканье заставило поднять голову. Мои глаза буквально столкнулись с выцветшими от времени зрачками старухи, которая осторожно, судорожно, держась обеими руками за поручень, спускалась с верхней площадки. На ее коричневом, иссеченном глубокими морщинами лице блуждала еле заметная улыбка. Поддерживая ее за куртку, рядом с ней спускалась молоденькая девчушка. Господи, уж им-то зачем это надо, подумалось мне. Стоп, мелькнула мысль, выходит, значит, надо. А ну-ка хватит рассиживаться, подстегнул себя, истина где-то рядом. Вставай и вперед, наверх. Через полчаса я был уже открыт всем ветрам и мог на равных общаться с горными вершинами. И на меня обрушилась… истина. Она была очевидна и проста, но познать ее можно было только здесь, на самой высокой точке Великой стены. Она заключается в том, что строительство Великой стены велось лишь для одной, но поистине великой цели — духовного объединения китайцев как великой нации. Да, за это была заплачена чудовищная цена с точки зрения… европейца. Но давайте вспомним и другое. Конфуцианство официальная идеология Китая рассматривает жизнь как подвиг самопожертвования, в результате которого возникает полноценное общество. Если исходить из этого постулата, то все становится на свои места. Как ни странно, эта истина получила свое подтверждение через час. Окончательно выбившись из сил после столь же утомительного спуска, я присел перевести дух на какой-то гранитный валун. И вздрогнул. Я почему-то оказался в центре внимания фланирующей вокруг публики: засверкали фотовспышки, меня фотографировали и в анфас, и в профиль. Не так встречают настоящих героев, мелькнула шальная мысль. Что ж, почему бы не поиграть в эту игру, и я вздернул вверх правую руку в победном приветствии, чем вызвал повторный ажиотаж вокруг своей персоны. Да не пора ли раздавать автографы? Я встал, и моя рука непроизвольно нащупала шариковую ручку, и тут боковым зрением узрел позади себя небольшую стелу с высеченными на ней иероглифами. Может, здесь кроется разгадка разыгравшегося вокруг меня шоу? Прошу нашу переводчицу перевести надпись. Не отрывая от меня внезапно распахнувшихся коричневых глаз, она осторожно провела кончиками пальцев по золотистым иероглифам. И я скорее угадал, чем услышал, сорвавшиеся с ее губ слова: кто не поднимался на эту Великую Китайскую стену, тот не мужчина. Много лет назад у Великой стены Великий кормчий Мао Цзе Дун изрек и собственноручно начертал эти великие для китайского народа слова. Проходят десятилетия, века, но каждый год восходят на Великую стену миллионы китайцев, чтобы вновь и вновь слиться в едином духовном порыве великого Китая. …Я вновь присел на гранитный валун, снял перчатку и положил ладонь на древний седой камень. От него шло тепло… ИНФОРМАЦИЯ К СВЕДЕНИЮ Великая китайская стена — грандиозный памятник зодчества Древнего Китая. Ее первые участки стали возводиться в IV — III веках до нашей эры по воле императора Цинь Ши Хуан Ди, первого правителя, объединившего Китай в единое государство. Протяженность стены — до 6 тысяч километров, толщина — до 6 метров, высота — 6 — 10 метров. Утверждают, что стена включает 25 тысяч башен. Дракон второй ЕДА — ПЕРВОЕ СЧАСТЬЕ Так утверждал еще в IV веке до нашей эры великий китайский философ Конфуций. До сих пор изобретенные им рецепты составляют основу кухни его родины — города Цюйфу. И вполне объяснимо, что вся наша группа в первый же день пребывания в Пекине сломя голову ринулась на поиски этого первого счастья. Нам оно виделось в образе свежезажаренной, с хрустящей золотистой кожицей, нежной на вкус знаменитой пекинской утки — уникального на весь мир блюда китайской кухни. И вот, наконец, мы затаились в предвкушении первого счастья за одним столом в местном ресторанчике «Цюаньцзюйдэ», что означает в переводе на русский «собрание всех добродетелей». Пока журналисты не вполне добродетельно убивали время в ожидании заказа, наши кураторы — сопровождающие Саша и Миша (так мы именовали наших китайских друзей) — попытались в меру своих лингвистических сил открыть для нас, непосвященных, некоторые страницы из тысячелетнего досье пекинской утки. Как оказалось, она может быть только исключительно белой по расцветке, причем к тому же столичной штучкой, то есть выращенной на специальных фермах около Пекина. Когда ее вес достигает 500 граммов, ее ведут на кастинг. Опытнейшие специалисты отбирают из них лучших. Не дай Бог, если утка тоскливо посмотрела на членов жюри, не является обладательницей горделивого изгиба шеи или, упаси Боже, демонстрирует кривые лапы — все, дефиле окончено, ее безжалостно изгоняют с подиума. Зато у тех счастливиц, кто прошел в финал, наступает райская, но четко запрограммированная жизнь. Правда, недолгая. По утвержденному регламенту утка уже не может самостоятельно питаться. Ее кормят насильно по нескольку раз в день высококалорийной смесью из зерен и соевых бобов. В ответ на такую заботу она должна ежедневно прибывать в весе на 60 граммов. А чтобы у нее не возникало мысли о побеге из этих райских кущ, ее сажают в маленькую клетку. Меньше движений — нежнее мясо, убеждает утку обслуживающий персонал. Через три недели, когда избранница набирает вес в два килограмма, ее наконец-то освобождают из райского заточения и опускают на грешную землю с одной целью — доставлять людям первое счастье. Прошу прощения за несколько вольный перевод услышанного за столом. Просто предвкушение счастья заставляет неожиданно звучать порой еще нетронутые струнки нашей души. «Несут, несут, несут», — помнится, упоенно напевал изголодавшийся главный герой бессмертного грибоедовского «Ревизора», когда лакей принес ему в номер гостиницы обед. Один в один та же гастрономическая сценка возникла и у нас. «Везу-у‑т», — прошелестело над нашим истомившимся столом, когда мы заметили повара (официанта?), в белоснежных колпаке, маске и фартуке, прозрачных перчатках, толкающего впереди себя небольшой сервировочный столик с накрытым белоснежной же салфеткой подносом. Наши пальцы мертвой хваткой вцепились в деревянные палочки, а наши сердца и желудки с упоением встали на старт. Сейчас мы увидим наконец-то чудо китайской кулинарии и познаем истинное китайское счастье… И вот салфетка-занавес отброшена в сторону, и, как жар горя, перед десятью парами российских возбужденных глаз предстали золотисто-красные аппетитнейшие бока пекинской утки. Пока официант виртуозно нарезает мясо ровно на 108 кусочков (что соответствует числу воплощений Будды), и каждый обязательно с тонкой полоской кожи, наш куратор пояснил мне, что золотистость утиных боков достигается посредством… накачивания утки воздухом, чтобы кожа отделилась от мышц. Но это только начало. Когда тело утки становится гладким и ровным, его обмазывают соусами из меда и слив, маслами, соевым и кунжутным, и отправляют в печь. Именно там, закаляясь в различных температурных режимах, пекинская утка и превращается в уникальное кулинарное чудо. А потом меня учили, как правильно есть это чудо. Оказывается, сначала надо взять блинчик и положить на него два-три кусочка мяса, потом положить сверху ростки бамбука, пару полосок огурца, все это свернуть в этакий конвертик, обмакнуть в соус из сладкой сои и только потом вкусить это неземное блаженство. При этом наши китайские друзья настоятельно советовали проделывать эту гастрономическую процедуру с помощью деревянных палочек. Иначе, мол, вы можете не до конца прочувствовать национальные особенности пекинской утки. К сожалению, мне не удалось в этот раз полностью прочувствовать пекинскую утку. И чтобы впредь не оплошать, приступаю к изнурительным тренировкам, чтобы мастерски владеть основным китайским оружием за столом — деревянными палочками. Пока все наше внимание было безраздельно приковано к утиному чуду, официанты буквально завалили наш стол всевозможными яствами, которые изощренно-вкусно медленно вращались в центре стола на специальной круглой стеклянной подставе-карусели. Признаться, я и забыл, что именно здесь и кроется главная для нас засада. Хотя и должен был помнить как Отче наш (все-таки немного подготовился к поездке) местную пословицу, гласившую, что для китайского повара все годится в пищу, кроме луны и ее отражения в воде. Другими словами, современный смысл этой старинной метафоры в том, что в Китае едят все, что бегает, ползает, летает и плавает. И, поверьте, европейцу невозможно распознать без помощи специалиста, из каких ингредиентов состоит то или иное блюдо. Искусство маскировать один продукт под другой здесь доведено до совершенства. Мне все же отчасти повезло, что рядом сидел наш куратор Саша. Когда я потянулся палочками к аппетитному, на мой взгляд, кусочку мяса и уже блаженно запустил в него зубы, готовясь вкусить очередной шедевр китайской кухни, он тихо рассмеялся, увидев застывшее недоумение в моих глазах. Это тофу, пояснил он, соевый творог. В общем, гастрономическая консультация продолжалась весь обед, но я продолжал путать свинину с рыбой, грибы с сыром, шпинат с рыбой, и даже порой мой сосед не мог толком сказать, что же я в очередной раз подцепил своими палочками. Пришлось самому выступать в роли дегустатора и с тихим ужасом ожидать реакции моего не подготовленного к изыскам китайской кухни организма. А вдруг я проглотил, не ведая того, червя или опарыша? А вообще-то, лучше не знать, из чего приготовлена подаваемая вам пища. Потому что это излишнее знание может быть очень чревато для вас. Единственное, на что надеялся, — подхватить в ресторанах какую-либо инфекцию довольно сложно. Об этом мне накоротке рассказала замечательный, очень коммуникабельный и дружелюбный человек, автор нескольких уникальных книг о Китае, и просто прелестная женщина Людмила Исаева. Ничего не бойтесь, наставляла она, вся еда, которую подают на стол, свежая, с пылу с жару, и готовится при очень высокой температуре. Не забывайте употреблять, конечно в разумных пределах, рисовую водку, которая по своей крепости превосходит русскую и тем самым полностью обеззараживает организм. Ну и, наконец, пользуйтесь за столом только деревянными палочками. Именно они позволяют избегать попадания в пищу несметных полчищ микробов. На протяжении всего пребывания в Поднебесной я свято исполнял заветы Людмилы и без особых потерь прошел непростые испытания китайской кухней. Не заболел, не отравился. Правда, несколько похудел и, как меня уверяли, укрепил свое здоровье. Оказывается, приготовление и поглощение еды в Китае тесно переплетаются с искусством врачевания. Этому вопросу здесь посвящены тысячи книг и научных исследований, начиная с самой глубокой древности. Китайцы уверены, что правильно приготовленная и вовремя съеденная в нужной пропорции пища — самое надежное лекарство от всех болезней. По их глубокому убеждению правильное питание оказывает огромное влияние на нашу жизнь, умственные способности, душевное состояние, внешность и, конечно же, здоровье. Не случайно же китайцы, прежде чем глотать таблетки, бросаются на поиски природных ресурсов и ингредиентов, чтобы сотворить в своей кастрюле сбалансированную еду-лекарство. Надо признать и тот очевидный факт, что долголетие китайских руководителей и политических деятелей — это заслуга и искусных поваров. Да и средняя продолжительность жизни в Поднебесной — 73 года — говорит сама за себя. Сейчас у нас в разгаре зима. В Поднебесной в это время усиленно поглощают лук и имбирь. Это два столпа китайской кухни, в которых органично сочетаются сладкое и кислое с острым. По мнению китайцев, тот, кто съест эту гремучую смесь зимой, весной может задушить тигра. Согласитесь, что у каждого из нас есть свои «тигры», которых надо периодически перебарывать и, как оказалось, лучше заниматься этим весной. А не пойти ли мне завтра на рынок за имбирем? Лук-то у меня есть. ИНФОРМАЦИЯ К СВЕДЕНИЮ Китайцы снабжают продуктами питания четверть населения Земли, обрабатывая при этом всего лишь семь процентов территории планеты. В китайской кухне насчитывается более десяти тысяч различных блюд. В Китае считается, что внутренности животных — сердце, печень, желудок — значительно полезнее мяса. Потому и стоят они дороже. Одно из самых дорогих китайских блюд — «Битва тигра с драконом» — из кошки и ядовитой змеи, как правило, кобры. Самая ранняя кулинарная книга была известна в Поднебесной полторы тысячи лет назад. История китайской кухни до сих пор хранит имена знаменитых поваров, становившихся благодаря своему искусству министрами при императорском дворе. Дракон третий ФАРФОР — БЕЛОЕ ЗОЛОТО — Завтра встаем рано и семь утра едем в Цзиндэчжень, — объявил за ужином Саша. В Цзинь,… извините, куда, поперхнулась моя соседка по столу. В столицу фарфора, а вернее на фабрику фарфора, пояснил, улыбаясь, наш куратор. Правда, добираться до нее придется без малого четыре часа, если, конечно, нам повезет. Вялотекущий разговор принял оживленный характер. Дамы начали озабоченно подсчитывать содержимое своих уже изрядно похудевших кошельков. Ну как же, возбужденно переглядывались они, на фабрике и фарфором можно отовариться по себестоимости, да и на месте, как говорится, окунуться с головой в его трехтысячелетнюю историю. Правда, несколько настораживала длительность маршрута и вскользь брошенное обещание Саши постараться вернуться назад в отель этак часов в семь вечера. Эх, ладно, дружно крякнули мужики, где наша не пропадала. Где-нибудь по дороге и перекусим, многозначительно переглянулись они и вопросительно посмотрели на Сашу. Утро встретило нас мелким, нудно моросящим дождем. Что ж, мелькнуло в голове, путь к золоту, пусть даже и белому, никогда не бывает легким. Почему же к белому-то, внезапно застыл я на подножке автобуса. Ну, ты даешь, съехидничал проснувшийся вдруг внутренний голос, и чему только тебя учили на историческом факультете ГГУ. Это же в средневековой Европе так называли китайский фарфор. Вспомни-ка лучше, какие перлы выдавали поэты древнего Китае о белом золоте. Ну же, напрягись… И открылись чакры… Белизной подобен нефриту, тонкостью — бумаге, блеском подобен зеркалу, звонкостью — цимбалам, — вдруг выплеснула прорвавшееся через тысячу лет четверостишье встрепенувшаяся память. И это все о нем — фарфоре. …Не успел автобус тронуться с места, как мы столкнулись с первым сюрпризом. И довольно приятным. Нашим гидом в этой поездке стала сестра Саши Таня, которая довольно прилично владела русским языком и взяла на себя обязанности нашего проводника в фарфоровый мир Китая. Если бы не она, я вряд ли когда-нибудь услышал трогательно — наивные легенды, которые таинственно окутывают историю китайского фарфора. Как, например, эта. Однажды император приказал мастеру изготовить вазу цвета свежей крови. Но печь никак не могла нагреться до нужной температуры, чтобы ваза приобрела необходимый цвет. За срыв заказа мастера ожидала смерть. Чтобы спасти отца, его единственная дочь бросилась в огонь. Она погибла, но заказ императора был выполнен.ПОКЛОННИК ФАРФОРА ПОЛЬСКИЙ КОРОЛЬ АВГУСТ II ВЫМЕНЯЛ У ПРУССКОГО КОРОЛЯ ДРАГУНСКИЙ ПОЛК ЗА ОДИН КИТАЙСКИЙ ФАРФОРОВЫЙ СЕРВИЗ ИЗ 48 ПРЕДМЕТОВ. Красивая трагическая легенда, но когда буквально день спустя я совершенно случайно увидел на выставке фарфора на первом международном фестивале культуры и экологии «Озеро Поянху» большую красную вазу, то остановился перед ней как вкопанный. На моих глазах легенда обрела реальные очертания. Мы проехали только половину пути, а мои познания о фарфоре приобрели неожиданную глубину. И все благодаря Тане. Оказывается, во все времена (а это тысячи лет!) фарфор был стратегическим товаром Поднебесной и поставлялся в поистине огромных количествах в Европу, Азию и Африку. Чтобы вы могли хоть в малейшей степени представить этот гигантский экспортный поток, приведу только один примечательный факт. Только одному городу Лориану, далеко не самому большому во Франции, было продано в 1723 году 350 тысяч фарфоровых изделий. Впечатляет, не правда ли? Иметь хотя бы пару фарфоровых ваз считалось в то время проявлением хорошего вкуса и являлось своеобразным показателем достатка хозяев дома. О том, до чего может довести всепоглощающая страсть к фарфору, наглядно говорят исторические хроники. Они свидетельствуют прямо-таки о несусветных вещах. В свое время жил-был поклонник фарфора, польский король Август II, который выменял у прусского короля целый драгунский полк за один китайский фарфоровый сервиз из 48 предметов. Каково? А если эти факты дополнить еще одним, например каким образом продавался фарфор в те времена, то у некоторых может наступить легкое помрачение. А происходило все так. На одну чашу весов клали золото, а на другую изделия из фарфора. Вот и выходит, что китайский фарфор действительно ценился на вес золота, потому что каждое изделие было уникальным и являлось произведением искусства. Фарфор имел очень сложную технологию изготовления, а роспись изделия могла продолжаться до полутора-двух месяцев. Здесь высоко ценится точная рука большого художника, потому что фарфор не прощает ни малейшей ошибки в движении его кисти. Исправить уже нельзя. Мне посчастливилось воочию наблюдать работу художников. Полчаса я стоял за их спинами и не отрывая глаз, следил за легкими, воздушными порханиями их кистей по белоснежной поверхности белого золота, волшебными превращениями мазков в совершенные произведения. Только сейчас я начинаю понимать, что лишь прикоснулся к тысячелетним тайнам Поднебесной. И они, поверьте, прекрасны… Долгая дорога вконец утомила нас, и многие невольно задремали. Я вздрогнул от того, что кто-то рядом громко ахнул. — Да не может быть, посмотрите, у них фонарные столбы из фарфора, — простонал восторженный женский всхлип. — И урны тоже, — удивленно протянул заспанный мужской голос. Я приоткрыл правый глаз и буквально воткнулся им в белоснежный фарфоровый столб, снизу доверху расписанный сюжетами местной флоры и фауны. Ошеломленно моргнул и уперся взглядом в… расписные фарфоровые урны. Приехали! Такого я еще не видел. Это ж сколько надо потратить времени на подобные масштабные росписи? Тем более что таких столбов и урн в городе Цзиндэчжень оказалось немерено. Все объяснилось довольно просто. Столбы не расписывали, а просто оклеили специальной пленкой, имитирующей ручную роспись, как объяснила Таня. Однако отличить подделку может только специалист. Но все равно, единодушно решили мы, впечатляет. Наш автобус подкатил к воротам фабрики, но не покидало ощущение, что мы находимся у входа в парк. И действительно, пройдя турникет, наша группа очутилась на тенистых аллеях, окруженных зеленой стеной склонившихся над нами деревьев. «А где же фабрика, почему не слышно шума заводского?» — недоуменно допытывались журналисты у провожатых. А потому, улыбались они, что у нас воскресенье тоже считается выходным днем. Все, приехали… В конце концов выяснилось, что нас привезли на самую старинную фабрику — музей. Ну что ж, делать нечего, пошли знакомиться с родовым гнездом цзиндэчженского фарфора. И действительно она напоминает небольшое гнездо. Завод построен в виде дворика, а его рабочие помещения одновременно являются с внешней стороны неким забором, при этом все окна построек смотрят только внутрь. Сокровище фабрики — огромная, в виде яйца, 18-метровая дровяная печь для обжига фарфора. В ней при температуре 1700 градусов и доводились до ума изделия из фарфора, которые затем сводили уже точно с ума весь мир. Из любопытства я заглянул в печь и увидел в полумраке длинные, в несколько ярусов ряды стеллажей, на которые и ставили для обжига еще буквально недавно, в прошлом веке, тысячи изделий местных мастеров. Если откровенно, меня больше заинтриговало другое. На территории фабрики течет маленькая речушка, на другой стороне которой построена небольшая веранда. Чтобы до нее добраться, надо пройти по узкому пятиметровому мостику, перекинутому через речку. Спросите, что же здесь такого? Да ведь мостик-то не прямой, а зигзагообразный и служит, как мне объяснили, своеобразным санитарным кордоном для всякого рода нечисти. Оказывается, злые духи не могут ходить зигзагом, а значит перейти мостик и помешать местным мастерам обрести на веранде соответствующий духовный настрой перед ответственной работой. Ибо никакие посторонние мысли о бренном и насущном не должны их отвлекать от главного — творчества. Может быть, и нам надо ходить на работу зигзагом? Глядишь, и выйдем наконец в люди.КОФЕ И ЧАЙ МОЖНО ПИТЬ ТОЛЬКО ИЗ ФАРФОРОВЫХ ЧАШЕЧЕК БЕЛО-ГОЛУБЫХ ТОНОВ. Пока нашу немногочисленную группу водили по историческим закоулкам фабрики, внутри ее женской половины потихоньку назревал бунт. По неофициальной информации где-то рядом, в зеленых зарослях, укромно прятались небольшие магазинчики, в которых продавалась продукция местного завода. Причем по себестоимости. Эта информация лишала душевного равновесия наших дам, а их глаза буквально стригли все вокруг в поисках вожделенного предмета. И здесь мы начали терять людей. Небольшими группками наши женщины безмолвно исчезали в сумрачных аллеях фабричного парка. Выбросив из головы все мысли о духовности и совершив марш-бросок, — через зигзаг-мостик, я еле успел примкнуть к уже исчезавшей вдали трио блондинок. «Вы, девки, — донесся до меня инструктивный голосок одной из них, — не плошайте, посматривайте, что будете брать. Мало ли что могут подсунуть! Перво-наперво сразу смотрите на цвет фарфора. Плохой имеет серый оттенок, и на его поверхности могут быть черненькие «мушки», ямки, непрокрасы в глазури…» Блондинка не успела договорить, как мы буквально ввалились в какую-то ветхую постройку и… зажмурились от ослепительного блеска белого золота, которым сплошь снизу доверху были заставлены грубо обработанные деревянные стеллажи. Затем последовало несколько восхищенно-придушенных вздохов, которые мгновенно перешли в рассыпавшийся дробью женский цокоток по узкому магазинному проходу. И тут, печально глядя на вдруг ставшими такими одухотворенными женские лица, я почувствовал, что в мою голову, тихо шурша, по-змеиному вползает мысль о всеобщем легком помешательстве в отдельно замкнутом пространстве. Весь следующий час до меня доносились приглушенные инструкции всезнающей блондинки (оказывается, она в Китае не впервые) о преимуществах цинхуа перед фенцаем и цветной лазурью (разновидности местного фарфора), о том, что кофе и чай можно пить только из фарфоровых чашечек бело-голубых тонов с просвечивающимися насечками и росинками (они изготавливаются без добавления химреагентов), рисунок на которых никогда не блекнет. Постепенно фарфоровые сервизы и наборы плавно перемещались с полок в цепкие женские ручки и в объемные челночные сумки. А потом наступил звездный час торговля. Началась локальная битва за приглянувшийся товар. Это был театр двух актеров — продавца и покупателя, каждый из которых самозабвенно играл свою роль, пытаясь навязать сопернику свою цену. Спектакль шел без антрактов, товар по нескольку раз плавно кочевал из рук на полку и обратно. Сей процесс дополнялся шумовыми эффектами и лихорадочным щелканьем кнопок калькулятора. Наконец обе стороны обессилено улыбнулись друг другу и хлопнули по рукам. Судя по выражению глаз, каждый считал себя победителем. Ну что ж, решился я, пора на сцену выступить третьей силе. Уверенным жестом я снял с полки облюбованный заранее сине-белый сервиз и, чуть улыбаясь в распахнувшиеся вдруг коричневые зрачки китаянки, выщелкнул на ее калькуляторе свою цену. Ответный ход был неожиданным для меня. Медленно опустив глаза, девушка вложила в открытый сервиз сувенирные деревянные палочки… Да‑а, Восток — дело тонкое… В этом мне пришлось убедиться еще раз, когда наш автобус отъезжал от фабрики. Наши китайские кураторы Саша, Миша и Леня торжественно вручили каждому из нас по уникальному цинхуа — сине-белому фарфоровому набору, собственноручно изготовленному известным на весь Китай цзиндэчженским мастером. Это подтверждается его именным сертификатом с личной подписью и красной печатью. …Длинными зимними вечерами я с трепетом открываю сервиз, бережно прикасаюсь пальцами к прохладному ослепительно-нежному белоснежно-голубому фарфору и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю… Информация к сведению Население Цзиндэчженя — 500 тысяч человек, 250 тысяч заняты производством фарфора. Местные заводы ежегодно выпускают около 300 миллионов фарфоровых изделий. На сегодня насчитывается более тысячи вариантов посуды из цзиндэчженского фарфора с 2500 видами узоров. В Китае действуют свыше 1700 фарфоровых предприятий, ежегодно выпускающих продукции на 17 — 18 миллиардов долларов. На долю Китая приходится 70 процентов мирового производства фарфора. В Россию поставляется до 500 тысяч тонн фарфоровых изделий. Власти города Цзиндэчженя намерены вложить 260 миллионов юаней (1 юань — 6 рублей) в восстановление императорских форфоровых мастерских. Королева Англии предпочитает пить чай из цзиндэчженских фарфоровых кружек. Продолжение следует.