Дружу с морозом и русской баней
Я неоднократно, кутаясь в шарф и ускоряя ход по скрипучему снежку, встречал этого человека – раздетого по пояс могучего деда с толстовской бородой, прогуливающегося босиком, словно тот вышел не на лютый мороз, а позагорать на летний пляж. Признаться, в такие минуты для меня, как и для большинства кулебачан, 80-летний Николай Александрович ЯЦЫНА предстает своеобразным зимним миражом. — Я всю жизнь проработал бригадиром монтажников тепловых электростанций, — Николай Александрович к тому же оказался добродушным и веселым собеседником. Я напросился к нему в гости. – После войны страна восстанавливалась, требовалось много электроэнергии; куда нас только не перебрасывали: и в Татарстан, и в Узбекистан, и в Киргизстан, наконец, в Казахстан, откуда уже пенсионером в 1992 году приехал с супругой Леонидой Викторовной в Кулебаки. У нас тут дочь замужем. — А сами откуда? — С Алтайского края, сибиряк. Так что с детства привык к сибирским морозам, которыесильно отличаются от нижегородских: здесь влажности в воздухе много. В Сибири от иного мороза аж туман стоит, но ощущается он свободнее. — Вас поэтому на закаливание потянуло? Не хватает таежного климата? — Лет 15 тому назад я увлекся методом Порфирия Иванова, наверное, знаете такого. Я удивлялся: как это немцы закрывали Иванова голым зимой в холодном сарае на ночь, а по утру находили его в прекрасной форме? Сейчас это уже не так удивительно. Закаливание на морозе действительно включает в организме невиданные резервы. Мне сейчас 80 лет, но до сего года я вообще к врачам не обращался. А вот из-за аномальной летней жары у меня давление подскочило. — Может, вам летом в специальном холодильнике прятаться надо? — Может, и надо (смеется). Летом я холодной водой по пояс обливаюсь. Но тело мороза требует — это точно. Ведь зимой в зависимости от погоды до часа гуляю по своему маршруту в специальной форме одежды: шапочка, штанишки короткие. Кстати, за все это время я встретил в Кулебаках лишь единственного человека, который также всерьез занимается закаливанием. Куда больше единомышленников — любителей русской бани. — Так вы ходите к кому-нибудь в баню? — Мы ходим в городскую баню. И, знаете, когда в 90‑е общественные бани стали одна за другой закрываться, нам пришлось буквально их отстаивать. Когда закрылась баня № 1, мы стали ходить в баню села Мурзицы, благо село рядом. Когда из-за дороговизны мазута закрылась баня и там, мы целый год ездили в Навашино. Но мы продолжали добиваться, чтобы полноценно заработала баня № 2. Тогда в городе хозяин был Вячеслав Викторович Пупков – вот спасибо ему, во второй бане сделал отличную парилку и помывочную. Сейчас до сих пор моемся там. — Почему вы зациклились на общественной бане? — Потому что она общественная! В частной бане общения такого нет. А в городской не только помоешься, но и поговоришь с людьми, посмеешься от души. — «Под крылом самолета…» — Никакого алкоголя (смеется)! Я вообще пить бросил аж в 1968 году. Курить бросил двумя годами позже. Пришел как-то домой и выбросил все папиросы. Хотя отказаться от сигарет для меня оказалось труднее, чем от водки. — Насколько разительные последовали перемены в жизни, после того как завязали с алкоголем? — Ну, вопрос даже глупый. Началось с того, что люди в окружении все поменялись. А вместе с людьми поменялся и сам мир. В трезвом обществе по-трезвому к жизни относятся. Если я сейчас присутствую на гулянке, то сижу до тех пор, пока еще темы интересные за разговором поднимают, шутки вразумительные. Но как только (смеется) все переходят на «английский», я встаю и ухожу. — Таких, как вы, людей мало. Это утверждение. Обычная расплата за исключительность – одиночество. Нет такой проблемы? — Во-первых, я не одинок. Даже в пятиэтажке, в которой я живу, набралось достаточно любителей трезвого здорового образа жизни. Мы вечерами встречаемся, гуляем, дышим свежим воздухом, общаемся. Во-вторых, я являюсь старшим дома и несу некую общественную нагрузку. Будешь на диване лежать – отомрет все. Необходимо движение. Пока двигаешься – значит, живешь.