«И вот они опять, знакомые места…»
Лет пять назад, а может, чуть больше, во второй половине августа я был в отпуске. В деревне, в родительском доме, где родился, провел детство и окончил семилетнюю школу. Это километров 30 от Бора. Дом на конце деревни, а рядом готовое к уборке ржаное поле площадью около ста гектаров. Прекрасная солнечная погода и пять приехавших на уборку комбайнов. Ну, думаю, для такой армады, да при благоприятнейших погодных условиях, работы максимум на два рабочих дня. Да только рано я радовался. Вдруг встал один комбайн. Взял я велосипед и поехал к бригадиру. Что, спрашиваю, технику так плохо готовишь к уборке? А пока беседовали, еще один комбайн затарахтел и встал. А ты, говорит бригадир, давай подъедем к нему. Подъехали. Ну а теперь посмотри, говорит, на эту уборочную технику. Ведь на ней места живого нет. Она отслужила все мыслимые и немыслимые амортизационные сроки. Рожь, конечно, убрали с помощью оставшихся комбайнов, хотя и не так быстро, как я предполагал. Но даже и при этом я хотел тогда написать статью под заголовком «Уже и за это спасибо». Да как-то не собрался. А потом и острота восприятия прошла. Потом на этом поле посеяли траву. Но убрали в сенокос только половину. Снова еду к знакомцу. Почему дальше не убираешь, спрашиваю. Да мне, говорит, и того, что убрали, за глаза хватит, так как стадо здорово сократилось. Ну а насколько — я узнал в мае этого года. Снова то же самое стогектарное поле. Сеют овес под руководством того же бригадира. Поле подготовлено неплохо, и работа идет споро. Удивлен одним: почему снова сеют овес, тогда как и в прошлом году здесь тоже была эта культура. Что, разве севооборот уже не играет никакой роли? Но, оказывается, причина в другом: лишь бы чем-нибудь засеять, только чтобы не запустить землю. Правда, в этот раз они сеют овес с клевером, который будет расти на этом поле и в следующем году, и еще лет пять. На вопрос, сколько скота осталось в хозяйстве, ответил: примерно 300 голов. А сколько было раньше? А раньше во всех отделениях совхоза было около четырех с половиной тысяч. Ну да это еще цветочки. А сколько, спрашиваю, ныне земли у хозяйства и почему в его прежних границах почти вся земля просто непригодна к земледелию? И вот тут, оказывается, собственной земли совсем нет. А овес-то тогда на чьей земле сеете? Да какому-то банку принадлежит эта земля. Я не стал уточнять какому. Но не в этом суть, а в том, что в стране идет явная деградация сельского хозяйства, остановить которую может только жесткая целенаправленная позитивная политика центральной государственной власти. И надо перестать надеяться на пресловутые рыночные рычаги. К чему они привели, например, в мировой промышленности, ныне ясно каждому. Не лучшим образом эти рычаги повлияли и на сельское хозяйство в Западной Европе. Известно, какую огромную помощь оказывает своему сельскому хозяйству, к примеру, правительство США. И это в природных условиях для ведения сельского хозяйства, несравнимых с условиями нынешней России. Здесь достаточно сказать, например, что северная граница США проходит по широте, на которой находится Волгоград, Киев. Вот и взгляните на географическую карту, чтобы узнать, где находятся большинство наших сельхозугодий. Да к тому же в целом и общий климат в США несравненно благоприятнее нашего для ведения сельского хозяйства. Но вернемся к конкретике. Как, спрашиваю, сработали в прошлом году, как дела с прибылью, с техникой? А как сработали, говорит хотя бы такой факт. Урожай прошлого года лежит на складе. Никто не берет, и это на фоне ввоза аналогичной продукции из зарубежа. А что касается техники, то купили один подержанный комбайн. Подъехал к трактористу. Сколько, спрашиваю, зарабатываешь? За март, отвечает, получил четыре с половиной тысячи рублей. Он сказал: «Управляющий дал». Последнее выражение я привел в подтверждение того, насколько рабочий человек чувствует себя социально не защищенным. Итак, у сельхозпроизводителя нет собственной земли. Это уже что-то из области иррационального. Не пора ли вспомнить лозунг 1917 года «Землю крестьянам»? И по советским законам она действительно была передана им в вечное пользование. Правда, была эйфория в начале так называемой перестройки по поводу фермерства и наделения всех работников сельского хозяйства персональными земельными долями. И действительно «наделили». На бумаге. Для тех, кто этого персонально хотел, были определены и реальные границы земельных долей. Правда, забыли об одной мелочи: как и с помощью чего эти лоскутные поля будут обрабатываться и что на них будет производиться. Время шло. Некоторые собственники либо уходили в мир иной, либо попросту эти участки забросили. Но природа не терпит пустоты. Земля зарастала сорняками и мелколесьем. Встала проблема, что же делать дальше. Поначалу надо было выяснять, где находятся ее собственники. И вот появились в «Нижегородской правде» фамилии собственников наделов с просьбой обозначиться во властных структурах. Увидел я в этих объявлениях и фамилию моей двоюродной тетки, которая умерла несколько лет назад, не имея прямых наследников. Что стало с ее долей, не знаю, бесхозные доли переходят в областной фонд. Только вряд ли власти возьмут на себя обязанность вести на этих участках сельскохозяйственное производство. Скорее всего, продадут, а возможно, уже и продали тем же банкам, которые явно не горят желанием «копаться в земле» и, скорее всего, тоже продадут при случае кому-нибудь следующему с выгодой для себя. Правда, власть может расторгнуть договор о продаже, если земля в течение определенного периода не используется по прямому назначению. Не знаю, были ли прецеденты по поводу расторжения договора о продаже, но, глядя на тысячи гектаров заросших кустарником и мелколесьем сельхозугодий, можно однозначно констатировать, что тот период необрабатываемых земель давно прошел. А по поводу почему «овес по овсу» сеют есть и еще одна причина. Оказывается, посевной материал под рукой, так как прошлогодний урожай лежит на складе по причине отсутствия покупателя. Видимо, зарубежный-то овес для россиян вкуснее. А что касается цены за него, так это уже проблема тех, кто вынужден покупать этот овес в розничной сети. Вот только остается вопрос, сколько такая явная аномалия будет иметь место в нашем сельском хозяйстве и к чему это в конечном итоге приведет Россию. Зашел я недавно на Средной рынок и увидел женщину, продающую подосиновики и подберезовики. Откуда, спрашиваю. Отвечает: из Краснобаковского района. А грибы собирала не в лесу, а в березняке и осиннике на бывших полях. Вот вам и позитив. Только он вряд ли превратит Россию в мирового грибного поставщика.
