«Свет, а пошли на инклюзивную дискотеку!» — молодой человек по имени Владимир предлагает мне не столько отдохнуть, сколько – посмотреть на московский опыт и перенять его для своего города.
«Почему у нас в СМИ так мало пишут о людях с инвалидностью? – молодой человек по имени Александр говорит о том, что его действительно волнует. – Не про то, какие они бедные и несчастные, а про то, как становятся руководителями компаний, менеджерами, общественными деятелями?»
Я в Москве, на семинаре, где встречаются делегаты со всей России и где не только обсуждают проблемы людей с инвалидностью, но и решают их. Кстати, многие участники и сами имеют «розовое свидетельство» и прилагающиеся к нему костыли, коляску или белую трость…
И мне не нравится идея ни Владимира, ни Александра. Хотя оба молодых человека очень симпатичны.
- Володь, а почему дискотека – инклюзивная? – кричу ему вслед, хотя Володя уже ушел танцевать и меня не слышит. – Точнее, почему это как-то особо подчеркивается? Вам не кажется логичным, что любая дискотека – любая, Володь, — должна быть доступная для всех желающих? И что единственное ограничение для нее – это прийти трезвым и быть старше 18 лет?
- А почему, рассказывая о топ-менеджере, нужно подчеркивать его инвалидность? – говорю Александру. – Если он руководит автомобильным бизнесом, я буду писать про его автомобильный бизнес. И если на фотографии он будет в инвалидной коляске – ну да, люди это увидят. Наверняка удивятся, потому что таких людей мало. Но по силе воздействия на аудиторию такое отсутствие акцентирования внимания на факте инвалидности топ-менеджера будет гораздо сильнее, чем восхваление его в каждой строчке текста, — мне стыдно за то, что фраза звучит как канцеляризм, но не стыдно за ее смысл.
- Пожалуй, ты права, — говорит Александр. – Но ты же все равно будешь искусственно «не обращать внимания на его инвалидность».
И я клянусь Александру, что стану писать про бизнес человека с инвалидностью только если это и правда будет успешный бизнес. Хотя сама понимаю, что мне придется искать таких людей по всей России. Потому что в Нижнем Новгороде их – меньше, чем… боюсь, что даже меньше, чем пальцев на одной руке.
- Когда говорят, что нужно создавать доступную срезу для инвалидов, это не прогресс, — произносит Маша, один из самых известных в России экспертов по универсальному дизайну. Маша мотается по всей России со скоростью сверхзвукового самолета, ее услуги заказывают самые крупные межгалактические корпорации.
Маша объясняет: доступная среда – это сегрегация. Вот вам пандус для инвалидов, а вот ступеньки для «нормальных». При этом пандус объективно уродует архитектурный облик здания, но мы ж толерантные, мы ж должны предоставить «колясочникам» возможность доступа. Получается что-то вроде фразы товарища Сухова из «Белого солнца пустыни»: «Женщина – она тоже человек».
Универсальный дизайн – это такое решение пространства, в котором удобно всем. Доступная среда разъединяет. Универсальный дизайн объединяет. Стирает границы между способом передвижения или ориентирования на местности. Здесь все свои.
- Маша, но все-таки наличие пандуса лучше, чем его отсутствие? – спрашиваю ее.
- Лучше, — отвечает она. – Но это временное решение.
Да кто ж спорит…
У меня нет инвалидности. И у родственников моих нет. И, когда меня спрашивают: «А почему ты занимаешься проблемами людей с инвалидностью?», я не знаю, что ответить. Можно сказать, что только 20% людей, имеющих «розовое свидетельство», родились таковыми. Для 80% инвалидность – дело приобретенное. И никто не знает, что там будет с нами дальше.
Но ответ – нечестный, потому что я про такое будущее не думаю.
Можно ответить, что три года назад, когда моему младшему сыну было 5 месяцев, меня с ним не пустили в магазин. Он, понятное дело, лежал в коляске, и охранник магазина перегородил мне путь потому что «Вы сейчас сюда со своей коляской заедете, вещи на вешалках заденете, они упадут и испачкаются, а вы ведь их потом стирать не будете!»
И я потом написала письмо в российский и европейский офисы того магазина, и еще в российский офис торгового центра, в котором магазин арендовал помещение, но ответ пришел только от ТЦ. Что-то вроде «ваш звонок очень важен для нас».
Но это тоже будет не совсем правдой, потому что я давно не вспоминаю про случай с коляской – если только к слову приходится.
Наверное, про инвалидность пишу просто потому, что это как-то странно: сегрегировать людей по несущественным признакам.
Если на должность бухгалтера не берут человека, у которого вместо цифр – ветер в голове, это логично. И не важно, есть у него инвалидность или нет.
Но если на должность бухгалтера не берут человека, который в тех же цифрах – как рыба в воде, но не может попасть в офис из-за того, что после травмы передвигается на коляске, а между улицей и офисом – лестница в три ступеньки, вам не кажется это нелепым?
Мне – кажется.
Однажды мой друг Роман Пономаренко (бизнесмен и общественный деятель) рассказывал, что проехал 1700 километров от Нижнего Новгорода до Геленджика за рулем машины. Но не смог преодолеть последние 100 метров до моря. Потому что асфальт кончился, а по гальке его инвалидная коляска не едет.
Роман, конечно, нашел выход. Но вроде бы логично, чтобы этот выход не приходилось искать?
Кстати, и у Маши, и у Александра, и у Владимира, которых я упоминала в статье, тоже инвалидность есть.
Только я не будут говорить, какая.
Потому что это – всего лишь одна из черт их индивидуальности. Несущественная.
А главное – они все профессионалы экстра-класса. И спрос на их услуги выходит далеко за пределы их городов.