Испытанные временем

Вот здесь, на Мануфактурной — Должанской, при царе стояли большие склады. После революции в них поселились люди. Чердак одного такого склада стал пристанищем на долгие-долгие годы для семьи Веры Николаевны Симановской. На 14 метрах коротали свой век бабушка, дедушка, сестра, брат, мама с папой. Теснота невозможная. Когда все укладывались спать, ступить было некуда. Долюшка, доляПотом в этих же складах отцу Веры Николаевны выделили квартиру. Впрочем, квартира — это громко сказано.- Ужасное помещение, стены постоянно сырые, — вспоминает Вера Симановская. — Казалось, влага повсюду. Сыростью пахло от одежды, от тела. Условий никаких. За водой на колонку. Туалет через дорогу. В квартире печка да примус в помощь.Вся жизнь Веры Николаевны связана с Канавинским районом, а точнее, с улицей Должанской. Она здесь родилась, выросла и живет по сей день. А совсем недавно узнала, что по иронии судьбы одно из складских помещений, в которых потом, как селедка в бочке, жили люди (в том числе и их семья), когда-то принадлежало ее прадедушке. Судьбы родителей, бабушек и дедушек Веры Николаевны незавидные, сложные, как и сама эпоха, в которую им выпала доля родиться. Не назовешь легкой и жизнь нашей героини. Однако даже десятилетия лишений и невзгод не сумели изменить ее красивые, благородные черты лица.- Нам ведь родители старались ничего не рассказывать, — говорит Вера Николаевна. — Все скрывали, так было безопаснее. А даже если у нас и возникали какие-то вопросы, то на них мама всегда отмахивалась: «Да ладно. Не слушай никого». И только когда в гости приезжали родственники, за столом шепотом велись задушевные разговоры о прошлой жизни. КулакиОтец Веры Николаевны родился в купеческой многодетной семье в селе Хохлома Ковернинского района. Не бедствовали, но и не барствовали.- Работали от зари до зари. У деда имелся маленький кирпичный заводик, у бабушки — бакалейная лавка. Да сейчас ларьки больше, чем та лавка. В районе том леса, река. Рыбу ловили. Грибы сушили, солили. Все, что могли, собирали, запасали, семья большая, без дела никто не сидел. Да еще учились, дед старался всем дать образование.В 30‑м семью раскулачили. Забрали все.Супруга Веры Николаевны — Алексея Васильевича — тоже переполняют воспоминания о матери:- Ей было 12. И вот так же, когда раскулачивали, подошли и говорят: «Сапоги снимай!» «Дяденька, да как я пойду? Зима ведь». Сапоги содрали, а она так и пошла разутая по снегу. Стакан отрубейКакое-то время родители Веры Николаевны жили в Сталинграде.- Папа с отличием окончил школу, в 16 уже работал приказчиком. Потом комендантом военного городка в Арзамасе. Наконец поступил в военное училище, но тут кто-то донес, что он сын кулака. Из училища, несмотря на хорошую учебу, попросили. Уехали в Сталинград, а там голод. У мамы с папой на руках уже двое детей. Младшая дочка, там же в Сталинграде, во младенчестве умерла от голода. На день давали только стакан отрубей. Отцу сварит кашу жиденькую да сыну. А он походит, походит и опять есть просит. Снова сварит, а ей уже ничего и не доставалось. Однажды упала, потеряв сознание. И, наверное, так бы и умерла, если бы не родственники, которые забрали маму в Арзамасский район и выходили.Семья вернулась в Горький, но мытарствам, казалось, не будет конца. Враг народаВ 37‑м отец Веры Николаевны — начальник почтового отделения на Должанской.- За папой и дедушкой пришли ночью, в доме все перевернули. Отправили в Улан-Уде. Дедушку расстреляли, а папа вернулся в 1940‑м.Потом он расскажет, что сам не знает, как выжил. Сидели с ним отъявленные хулиганы. Глаза откроешь, а около горла уже бритва ходит.Пока отец отбывал срок, мама боялась лишний раз на улицу выйти. На нее показывали пальцем со словами «жена врага народа».Невероятно красивая мама Веры Николаевны прожила тяжелейшую жизнь. Окончив лишь два класса, она до старости наизусть знала все стихи Некрасова.Ее мать рано умерла, отец женился на другой. Мачеха лаской не баловала, а вот работать заставляла. С утра до вечера мама Веры Николаевны занималась воспитанием младших сводных братьев и сестер. Потом в 12 лет обучилась сапожному мастерству и в 14 уже сшила первую обувку. Оставшись без мужа с троими детьми на руках в 37‑м, идет в дворники, уборщицы. Работает с раннего утра и до поздней ночи. Муж, вернувшийся в 1940 г., в 41‑м уходит добровольцем на фронт. Хлеба нет. ГорохМежду тем война не делает скидок никому. Везде вводится карточная система.- Так ведь и по карточкам хлеба было не достать, — продолжает Вера Симановская. — Приходишь, а тебе говорят: «Хлеба нет. Горох». А уж если карточки потеряла или вырвали — все. Беда. Плохое время было. Мама бесконечно много работала. И так продолжалось до 1946 года. Потом у нее начинается страшная депрессия. Она уходит с работы. Есть нечего, денег нет. Ходили на Мещеру. Собирала на огородах замерзшие картофелины. Часто не находили ничего. Понемногу мама стала приходить в себя. Именно тогда она и решила заняться ремонтом обуви. Много денег не брала — кто сколько даст. Тогда ведь все плохо жили, хорошо-то никто, пожалуй.Папа вернулся с фронта в 1947 в звании лейтенанта с наградой — орденом Красной Звезды. Но на работу его нигде не брали. Стоило только в автобиографии указать судимость по 58‑й статье, и все остальные заслуги были уже не в счет. Всю оставшуюся жизнь этот умный, образованный человек, ушедший добровольцем на фронт и защищавший Родину, вынужден был работать вахтером, сторожем, получая нищенскую зарплату.А времена тяжелые послевоенные.- Однажды сидим с сестрой, на хлеб смотрим. «Ты будешь есть?» — спрашиваю. Сестра кивает. И вот мы помаленьку, как конфетку, как тортик, еле-еле, понемногу, жевали. И вдруг раз… и съели все. «Ой, Зоя, — говорю, — такой вкусный хлеб, еще бы немного». Я не помню, чтобы мы в то время ели первое или второе. Разве сейчас возможно такое представить?Мы с сестрой росли — нам одеть было нечего. Одно пальто на двоих. «Ты пойдешь куда? Я надену пальто?», — спрашивали мы друг у друга.А условия-то какие? Да никаких. Но мама за нами очень следила. Раз в неделю обязательно в баню ходили. Придем, а народу битком. Сидим, ждем часами. Когда намоемся, ночь уж на дворе.- Не дай Бог, никому жить так, как жили люди того времени. Эпоха в лицах…Вера Николаевна перебирает пожелтевшие фотографии. Их совсем немного. На снимках родные лица родителей, через судьбы которых просматривается судьба целой страны.Что они видели в своей нелегкой жизни? Нищету, унижения, смерть. Но ведь жили и выжили, несмотря ни на что. Жили, чтобы вырастить детей, чтобы выстоять в войну, чтобы их внуки жили лучше, чем они сами. Вот и Вере Николаевне с мужем Алексеем Васильевичем пришлось сколько испытать. А ведь не сломались. Не перемололо их в жерновах страшных лет. Всю жизнь они всем сложностям, всем невзгодам назло учились, работали, терпели. Он — летчик, она — начальник планово-финансового отдела. Их дочь — их гордость.О том, что пришлось им пережить, нам, не знавшим ужасов и страданий, выпавших на долю людей в те суровые годы, теперь можно узнать только по книгам, кадрам кинохроник да редким рассказам очевидцев, подчас слишком скромных, чтобы говорить об этом вслух.- Да что рассказывать-то, — замечает Вера Николаевна. — Жили как все. Хорошо, что сейчас другая жизнь настала.…Мы сидим в теплой, уютной квартире Симановских, в чашках остывает чай, приглушенный свет в комнате располагает к беседе — теперь уже о детях, их будущем. Жизнь продолжается…