В Швейцарии прошел беспрецедентный референдум. Решался вопрос о правомочности строительства минаретов на территории конфедерации. И он решился. Большинство швейцарцев, пришедших к урнам для голосования — 57,5 проц. — высказались за запрет строительства минаретов исламских мечетей. Волеизъявление граждан имеет силу закона, и с момента утверждения результатов референдума запрет вступит в силу. Все формальные требования к организации референдума были соблюдены. Противники строительства минаретов победили в большинстве кантонов и полукантонов — 22 из 26. Взорванное спокойствие Официальные швейцарские власти старательно делали хорошую мину при плохой игре, пытались изо всех сил приуменьшить значение случившегося. Глава минюста Эвелина Видмер-Шлумпф, отвечавшая в правительстве за исламский вопрос, старательно объясняла, что результаты голосования являются «выражением некоторых опасений, существующих среди населения, в отношении исламистских экстремистских течений… и не стоит забывать, что Швейцария остается открытой страной». Ее коллега по правительству, Мишлин Кальми-Рей, возглавляющая МИД, тоже настаивала, что своим голосованием большинство швейцарцев вовсе не хотели «отвергнуть мусульманскую общину», и вообще, такие результаты надо рассматривать в «общем контексте экономического кризиса». Растерянность швейцарских властей можно понять. Правящая коалиция демократических христиан, социал- и радикал-демократов выступала против поправки к Конституции и до самого последнего момента надеялась, что результаты референдума будут отрицательными. Однако инициаторы кампании «Да» запрету минаретов в Швейцарии» провели ее беспощадно и агрессивно. По всей стране были расклеены постеры, на которых ощетинившиеся наподобие ракет минареты тянулись вверх на фоне швейцарского флага, который, будучи обрублен по краям, напоминал гроб. На переднем плане чернела с головы до ног укутанная девушка-мусульманка. Все было направлено на демонстрацию угрозы глубинным национальным и культурным архетипам, и, надо сказать, прием сработал вполне. В поддержку запрета на строительство минаретов выступили не только борющиеся с «исламофашизмом» ультраправые организации или обеспокоенные ростом исламского экстремизма. «За» высказалась и крупнейшая в парламенте Швейцарская народная партия. Один из ее депутатов, Ульрих Шлюер, прямо заявил, что «минарет является политическим символом противостояния интеграции, поддержки сегрегации и, в первую очередь, навязывания шариата как нормы, параллельной швейцарскому законодательству». Сквозь кучу политкорректных эвфемизмов проскальзывает главное — страх швейцарцев перед исламом, страх оказаться чужими в собственном доме, утерять национальную и культурную идентичность. Это серьезно. Это очень серьезно. Если даже тихая спокойная Швейцария, которая уже триста лет ни с кем не воевала и взяла себе за правило ни с кем не ссориться и не вступать ни в какие противостояния, так начала реагировать на исламское проникновение в сердце Европы, значит, дело зашло уже слишком далеко. Самые мирные и безобидные обыватели оказываются способны на решительные шаги, если чувствуют реальную непосредственную угрозу своей безопасности. И все сладкоголосые напевы о толерантности и политкорректности оказываются бессильны против древнего хтонического страха перед чужим. Чужие Мусульмане в Европе чужие. Это факт. Такой же эмпирический факт, как и тот, что европейцы чужие в Саудовской Аравии, Иране, Индии или Китае. Только очень усиленная промывка мозгов и очень старательная порча зрения может заставить не видеть или,даже видя, отрицать, очевидные вещи. Большая часть европейцев уже подверглись этой хирургической операции по добровольной кастрации чувства национального самосознания и самосохранения. Они согласились слить свои маленькие уютные домишки в большой общеевропейский кондоминиум, они признали, что место в этом общем доме есть для каждого, что все равны во всем и что приезжие имеют точно такие же права и свободы, что и аборигены. А как иначе: ведь все эти постулаты базируются на одном допущении, что все люди равны и ни у одного человека не может быть никаких преимуществ перед другим. В итоге только что переселившийся во Францию араб или в Германию турок имеет точно такие же политические или социальные права, что и коренные немцы и французы. Он имеет право голосовать за своих кандидатов, он имеет право на социальную страховку, он имеет право не знать языка страны обитания, он имеет право на свои обычаи, законы и традиции. Конечно, это несколько утрированная картина, в реальности все гораздо сложнее. И не в последнюю очередь из-за тех европейцев, которые еще пытаются отстаивать право быть самими собой на своей земле и видеть ее такой, какой оставили предки, а не пытаются переделать гости. Но даже у них не хватает духу на прямое противодействие и все ограничивается подобными локальными акциями, вроде запрета на строительство минаретов или ношение хиджаба в светских образовательных учреждениях. Смешно то, что мечети в Швейцарии строить по-прежнему разрешено. Все равно что в Мекке разрешат построить православный храм, но без колокольни и колоколов. Полумера, не устраивающая никого и только еще больше всех раздражающая Беда в том, что европейцы просто не могут пойти на настоящие радикальные меры. По нескольким причинам. Во-первых, не хватит сил. В одной Швейцарии количество мусульман составляет около пяти процентов. В Германии — около 10 проц. Во Франции — больше 20 проц., причем в некоторых южных департаментах количество мусульман уже практически сравнялось с количеством… хотелось сказать христиан, но придется говорить просто не-мусульман. И они уже показали свою силу — и во время французских беспорядков четырехлетней давности, и во время датского «карикатурного» скандала. Так что европейцам просто страшно по-настоящему восстановить такое количество мусульман в собственных странах. Во-вторых, слишком силен в Европе «гитлеровский синдром». Гитлеровские гекатомбы так напугали и ужаснули Европу, что теперь любое обсуждение любого национального вопроса достаточно свести к обвинению в фашизме — и все: на него наложено жесточайшее нерушимое табу. Это беспроигрышный полемический прием. Назови оппонента фашистом, и дальше его можно уже не слушать. Так поступили и сейчас, по итогам швейцарского референдума. «Сначала некоторые германские земли запретили ношение платков для учительниц-мусульманок в государственных школах, потом французы лишили женщин-мусульманок права носить хиджаб, теперь это. Что дальше? Тюремное заключение для тех, кто исповедует ислам?» — что это, как не прямая отсылка к немецкому опыту 70-летней давности? Неважно, что патриотизм и национализм не имеют никакого отношения к нацизму и фашизму. Вали все в одну кучу — сойдет. Ну а в‑третьих, самое главное. Для того чтобы назвать вещи своими именами, то есть своих — своими, а чужих — чужими, нужно не просто чувствовать себя хозяевами в собственном доме. Нужно осознавать свое право на это. А вот с этим-то как раз проблема. Европейцы уже не чувствуют своего права на защиту национальной идентичности. Из-под этого права выбили теоретическую и идеологическую основу, и оно ушло из юридической плоскости, где им можно надежно оперировать, в политико-идеологическую, где работать с ним практически невозможно из-за крайней субъективности и релятивности сферы. Можно легко сейчас обосновать в Европе право на частную собственность и личную безопасность, но невозможно — на этническую безопасность и самоцельность. Теория разрушена. Идеология — тоже. Отсюда все и проблемы. Бессмысленность. Без теоретического и идеологического обоснования все попытки европейских аборигенов отстоять свою национально-культурную идентичность бессмысленны и обречены на провал. С точки зрения официальной юриспруденции и идеологии нынешней Европы, все эти культурные реминисценции, вроде нынешнего швейцарского референдума, бессмысленны сами по себе, ибо ни к чему не относятся, Чем таким угрожает строительство минаретов, чем не угрожает строительство мечетей? Вопрос повисает в воздухе, его не к чему прицепить.Аборигенам просто страшно оказаться в чужеродном окружении — и это понятно. Но любой страх нужно вовлечь в осмысленную идеологическую платформу, иначе никакого внятного сопротивления не получится. Конечно, европейцы боятся скатиться в своих поисках к новой осовремененной форме нацизма, вернуться к теории национального и расового превосходства. Опасность есть, но вовсе не обязательно ударяться в столь откровенный и уже показавший себя радикализм. С другой стороны, если вовсе не пытаться как-то обосновать право хозяев устанавливать гостям свои законы, традиции, вкусы и обычаи, у них есть все шансы вскоре оказаться в резервации в собственной стране. Прецеденты уже были. Интересующихся отсылаем к истории колонизации европейцами Америки и Австралии. Хотя, в конечном итоге, и любое право, и любая идеология уступают место просто грубой силе. В лапидарном споре: «Я хочу жить вот здесь и вот так! — А я вот так!», побеждает не тот, кто правее, а тот, кто сильнее. У индейцев могло быть сколько угодно прав на их земли, но они оказались слабее англосаксонских переселенцев и в итоге остались и без прав, и без земли. У нынешних европейцев может быть сколько угодно прав на их Европу, но пока в средней «туземной» семье будет по одному ребенку, а в средней семье мигрантов-мусульман по десять, они свои права могут только декларировать, но не отстаивать. Отстаивать, в нынешних условиях — это значит воевать. Воевать европейцы не могут и не хотят. Не могут — потому что не чувствуют своего права на эту войну. Не хотят — потому что не чувствуют сил. Силы остались только на референдумы. Результаты которого, кстати говоря, вскоре будут обжалованы. Что ж, на это европейцам тоже нечего сетовать. Они сами установили правила игры, по которым сами же теперь и проигрывают. Пора им перечитывать «Закат Европы» Шпенглера и «Столкновение цивилизаций» Хантингтона.