Михаил Хейфец: Собрать мелодию из букв

Он написал огромное количество музыки для Нижегородскоготеатра драмы и собрал за неё множество всевозможных призов и премий.«Квадратура круга», «О, Мирандолина!», «Зыковы», «Гроза», «Лес», «Гамлет», «Операнищих»… Мелодии из этих спектаклей, порой совершенно бессознательно, напеваютсебе под нос зрители, для которых театр и Хейфец – неделимое сочетание. Даже всвой юбилей маэстро весь в трудах, колдует над пультом и синтезатором.Музыкальная затрещина– Михаил Исаакович, а когда только учились играть нафортепиано, вы были усердным учеником или вас, как и многих, били по рукам?– Били. Без этого ничего не получается, я убедился. Хорошаязатрещина очень помогает музыкальности. Ведь почти никому в детстве занятиямузыкой не нужны.– А во взрослой жизни?– Ну… Потеряно больше, чем детство, – смеётся Хейфец. – Хотямне жалеть не о чем, это стало моими музыкальными университетами.– Так почему же вы не пошли учиться, скажем, вконсерваторию?– У меня первые седые волосы появились лет в 13. Пацаны вшколе говорили: бросай ты эту музыку, а то совсем седым будешь. Послемузыкальной школы моя учительница, Ирина Николаевна Михайлова, предложила мнепоступать в училище, на дирижёрско-хоровое отделение. Я пришёл туда схарактеристиками, а мне дали от ворот поворот! Почему-то в тот год принималитолько капелланов. И я поступил в педагогический. Когда родилась старшая дочка,ушёл на заочное. Потом с дипломом преподавателя истории и обществоведения попалв «Горьковгипросельхозстрой», где мне поручили… организовать ансамбль рабочихсектора изысканий. Тех самых, что по городу с теодолитом ходят. Заодно яработал тапёром в студии бальных танцев. Там же просто ритм нужен – сидишь зафортепьяно и играешь что хочешь. Потому что одну и ту же польку часами играть –можно с ума сойти. Так появилась импровизация, стали копиться свои мелодии.Твардовский с листа– Что же вас привело в театр?– Скорее не что, а кто. Мы с Аркашей Криваткиным работали сагитбригадой. Он писал сценарии, а я музыку. Люди тогда рвались к творчествупосле смены на заводе. И как-то он говорит: «Помоги Князю (Георгию Демурову. –Авт.), у него послезавтра премьера, а нет ни одной ноты музыки». Я пришёл,поставил текст Твардовского «Дом у дороги» на пюпитр, и с печатных букв наигралвсю репетицию.– Просто книгу? Твардовского?– Именно! Демуров спросил, что я играл. Понятия не имею, –ответил я, – это мои музыкальные ощущения. Он: «Завтра премьера, ты же несможешь это повторить?» «Нет, – говорю, – но я понял, что нужно играть!»Отыграли премьеру. Демуров сказал, что ничего подобного никогда не видел и мненадо идти в театр. А когда в театре появилось место концертмейстера, позвалменя. И вот с 1975 года я здесь. 10 лет отработал концертмейстером, а потомОтар Джангишерашвили назначил меня завмузом. И попросил написать музыку к«Егору Булычову» С этого спектакля всё и началось. Для первых постановок всюаппаратуру делали сами. Каждый хрюк микрофона был равносилен срыву спектакля.Но охота пуще неволи.– Как пришёл первый успех?– Мы выиграли на всесоюзном конкурсе «Несыгранная роль,непоставленный спектакль» с мюзиклом по «Весёлым нищим» Роберта Бёрнса. Это былуспех.Потом Анатолий Кошелев дал мне Хантера делать, опятьполучился музыкальный спектакль, играли вживую, ансамбль «Миг». Так«мюзикальная» жизнь и пошла!Когда спектакль выходит на сцену, мой интерес к немупропадает. Самое интересное – его изготовление.Не навреди– Актёры не певцы. Как написать партию под вокальныевозможности определённого исполнителя?– Конечно, приходится изворачиваться. Тем и интересноработать с коллективом театральным. Ты знаешь возможности каждого и стараешьсядостичь идеала. Самовыражение не главное в работе в театре. Здесь как у врача:главное – не навредить. Если будешь выёживаться, ничего не получится. «Музыка втеатре должна быть узнаваемой», – сказал мне когда-то Эдуард Фертельмейстер. Ятогда его не понял, а сейчас дошло: она должна узнаваться на слух.– Когда пишете музыку, точно зная, что её будет исполнятьжена или дочь, что-то особенное для них сочиняете?– Назло пишу посложнее! Они же у меня в паспорт вписаны –это ответственно! Вот «Мирандолину» писал специально для жены. А от «Хелло,Долли!» отказался – решил, что это уж слишком. В итоге Илья Шевц писал для неёмузыку.– А дарят ли композиторы любимым женщинам свои сочинения?– Мои предпочитают другие подарки, – хитро улыбается Хейфец. – В каждом спектакле по 30 – 40 номеров. Как вам удаётся не только самогосебя не повторить, но и не процитировать классиков?– Сам не знаю. Пишу и пишу. Если говорить о вторых «нищих» –спектакле «Опера нищих» (как-то уж связана моя жизнь с этой темой: то былБёрнс, то вот Джон Гей), то мы сидели с режиссёром Вадимом Данцигером, и ясказал: «Ты меня обрекаешь на какие-то частушки!» Форма стиха там незамысловатая,перевод слабый. Ну и пришлось текст писать самим. За вечер по паре тройкестишков к песням в стиле заданного автором характера. Часто приходится этимзаниматься, чувствовать автора и становиться соавтором.– А что делать, если вам совсем не нравится автор?– Хм… «Тут гроссмейстер впервые задумался»… Надо найтикакую-то ниточку, за которую потащить клубок. Найти что-то созвучное себе.– Когда спектакль сходит со сцены, готовы ли вы отдатьмузыку из него в другой театр, в другую постановку?– Вопрос на засыпку. Любой автор хочет тиражирования, этосвятое. Но получается это довольно редко. Даже если берут и обещаютиспользовать, не перезванивают.– Кстати, пишете ли вы эстрадные песни?– Конечно. Саня Шишкин с Сашей Розмари выступали с моимипеснями в ресторане «Город Горький» в Доме офицеров. Приятно, когда зайдёшь иобъявляют: «В зале присутствует автор!» И посетители шлют подарки «от нашегостолика – вашему».Лес – это наше богатство– Какой спектакль был самым интересным для музыкального воплощения?– «Гамлет». Когда Леонид Белявский предложил: «А незамахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира», я задумался. Как я могупокуситься на бессмертную музыку Шостаковича? Но решился. Когда получилсяпервый номер, пришло волнение: это же не значит, что получится остальное. Нополучилось. И это моя творческая удача.– Что вы чувствуете, когда слышите на входящем звонкемобильного директора театра свою мелодию из спектакля «Лес»?– Грабёж я чувствую! Борис Петрович пользуется моим «Лесом»как своей собственностью! А лес – это наше богатство! – смеётся Хейфец.– Говорят, что вас путают с драматургом Михаилом Хейфецом?– Я слышал эту историю. Мы даже не родственники, и он незнает, что я здесь живу. Да и я не догадывался о его существовании. Так что мыквиты. У меня есть и смешнее история: иногда мне звонят по поводу консультациис адвокатом, который тоже Михаил Исаакович Хейфец. Нашли телефон и звонят. Такчто я и драматург, и адвокат, и на все руки от скуки.– Сегодня вы опять окружены морем листков с нотами. Что этобудет?– Мой друг Толя Фирстов ставит спектакль по Аверченко, идеюкоторого вынашивал 25 лет. А листки – музыка к нему.Екатерина и Елена Суродейкины (Хейфец) в спектакле «Операнищих». Такой вот семейный спектакль