Настоящий Нижний. Какой он?

Если смотреть на Нижний Новгород с чисто филологической точки зрения, то с названием нам, кажется, не очень повезло. Уточняющий эпитет предполагает, что основной Новгород уже имеется. А наш еще и «нижний» — что звучит несколько принизительно. Да и вариант «Горький» не лучше — сразу появляется соответствующий привкус. Может, от этого и все наши проблемы?

О том, насколько название города влияет на его судьбу и какой всё-таки настоящий Нижний Новгород, мы беседуем с писателем и историком Кириллом КОБРИНЫМ.

История с географией

- Кирилл, можно ли говорить о том, что жизнь и суть города определяет его название? Ведь, как известно, «как вы лодку назовёте, так она и поплывёт»… 

- По мне, это всё красивые разговоры и не больше. У нас есть город, который, как и довольно много городов в бывшем Советском Союзе, поменял название, причем дважды, туда и обратно

Можно сколько угодно обсуждать, почему именно «нижний» Новгород и где верхний, но понятно, что это было техническое название, для города, который находился либо вниз по реке от какого-то другого важного населенного пункта (например, Городца), либо ниже уже существующего Великого Новгорода.

При этом в истории города мы наблюдаем, как в рамках одного и того же названия развиваются совершенно разные сюжеты. Нижний Новгород был основан как военный форпост, крепость на границах известных русским князьям владений. Кремль — важная деталь этой военной функции. При Иване Грозном город стал не просто оборонительным рубежом, но и базой для будущих наступлений — взятие Казани и т.п. В 17 веке это стало неактуально.

Дальше сюжет города определяет церковный раскол. Известно, что два главных действующих лица — и патриарх Никон, и протопоп Аввакум — были родом из Нижегородской земли. И старообрядцы помимо Севера и Сибири бежали сюда, в Заволжье.

Таким образом, в каком-то смысле из границы между русским, славянским миром с угро-финским, Нижний Новгород превратился в границу между миром официального православия и народного старообрядчества. Эту двойственность хорошо подметил Мельников-Печерский, заложив ее даже в название книг – «В лесах» (Заволжье) и «На горах». (город). Этот сюжет просуществовал до середины 19 века. К этому времени Нижний Новгород стал всего лишь одним из городов Поволжья. Как вы знаете, сюда приезжали Екатерина II, потом Николай I и с разницей в 70 лет они сказали про город примерно одно и тоже (но данная формулировка – Николая): «Природа сделала всё, а люди всё испортили». Это говорит о том, что город не был ничем выдающимся.

- Но появление ярмарки стало прорывом? 

- С одной стороны, да. Торговля, рыночная экономика — это то, что связано с современностью, с модерностью. С другой стороны, это довольно старомодный способ торговли — в Британии, во Франции к тому времени уже давным-давно существовали биржи и финансовые институции.

Поэтому для развития города гораздо большее значение имеет начало индустриализации Нижнего Новгорода, появление первого завода в Сормово.

- А как же торговля? Мы до сих пор говорим, что Нижний Новгород — купеческий город.

- С одной стороны да, есть фотографии Дмитриева и Карелина, на которых изображены бородатые купцы, старообрядцы и не только. Вот они торгуют, вот пьют чай, вот общаются. Но говорить, что Нижний Новгород — купеческий — это очень сильное упрощение и преувеличение. Город еще и промышленный, и административный. Те, кто ссылается на Дмитриева и Карелина, забывают о том, что это фотографы, которые снимают не столько типическое, сколько особенное. А сейчас это «особенное» воспринимается как «типическое». Если уж говорить о старом Нижнем, то это скорее мещанский город, в нейтральном смысле слова ‑обывательский.

Горького привкус

- Ну зато с советским Горьким вроде всё однозначно — он промышленный город… 

- Когда стартовало строительство ГАЗа, начался новый Горький, который и получил это имя. Но не надо преувеличивать его «горьковскость». До конца 50-ых годов прошлого века, по сути дела город состоит из нескольких городов, совершенно разных и между собой никаких не связанных. Нижний — это на горе, Горький — там за рекой. И заметьте, что между Нижним и двумя Горькими — Сормово и Автозаводом — пустыри. Сейчас там стоят спальные районы, но по сути это совершенно разные места.

Мне кажется, что этот город стал тем, чем он является, только с конца 50-ых — в 70-ые годы. Тогда начало появляться нечто единое. И дело даже не в генплане, а в общей идее — это военно-промышленный город с соответствующей наукой и инфраструктурой.

Надо понимать, что настоящий Горький — этот как раз город 1959 — 1985 годов (год, когда пустили метро). И этот город, как мне кажется, еще жив. Инфраструктура сейчас во многом та же, как тогда: мосты, проспекты, микрорайоны, метро. Да, конечно, какие-то изменения происходят. Застроена пустовавшая Мещера, поставили стадион. Но зачем рядом сделали пустырь? Ведь там был порт. Откуда такая ненависть к индустриальному сюжету в жизни города? Там были краны, были суда…

- Зато там теперь парк появится. Место-то красивое, подходящее для прогулок.

- Это превращение реальной жизни в рамочку для отдыха меня очень пугает. Парк — это хорошо, это такой модный урбанистический тренд. Чуть что, если не знают, как поступить с тем или иным местом – разбивают парк. Но для того, чтобы это место было востребовано как центр отдыха, нужен средний класс с соответствующими запросами, с определенным образом жизни.

Это не только русская история. Например. Манчестер — промышленный город, «мастерская мира» в Британии, которую тогда назвали «мастерской мира». Во второй половине 20 века город постепенно приходит в упадок, потом у власти оказывается к власти пришла Тетчер и убивает промышленность Великобритании. Мол, не нужно нам все это: шахты, большие заводы, ничего не нужно, пусть будет «сервисная экономика», банки, не интересующиеся происхождением денег, инвестиционные компании и побольше адвокатов и дизайнеров. Манчестер превращается в заповедник безработных. Но именно Манчестер 80 – 90-ых годов рождает великую поп-музыку, почти всё самое интересное, что было в этом смысле в Британии тогда — вышло оттуда. А затем в 90-ые годы в Манчестер приходят инвесторы, девелоперы и начинают всё джентрифицировать, то есть подстраивать по средний класс. Но его в Манчестере в таких количествах тогда попросту не было, чтобы оценить все эти преобразования.. Сейчас там много сетевых кофеен, ресторанов и пабов, но больше-то ничего нет и не будет. И я боюсь, что в Нижнем Новгороде может произойти тоже самое, что в Манчестере.

Если вы хотите везде в тех местах, где создавались, делались реальные вещи, отдыхать, то имейте в виду, что эти вещи будут делаться в другом месте и делать их будете не вы. И, соответственно, деньги от этого будете получать тоже не вы. Поставив 25 торговых центров и разбив 25 парков, нельзя сделать экономику города устойчивой.

- А постсоветский Нижний Новгород — он какой? У него есть своё лицо?

- Здесь есть большая проблема или даже я бы сказал беда. Она носит и общий, и локальный характер. Для перестройки и самого начала постсоветского периода в целом было характерно инстинктивное отторжение того, что было перед этим, советского. Произошел отскок назад, через один исторический период. Отсюда идея «старого Нижнего», возрождение Нижегородской ярмарки и слоган «карман России».

Потом этот импульс отталкивания предыдущего периода сменился такой же истерической любовью. При этом тот первый импульс никуда не девался. Получается очень любопытная картина: с одной стороны, всё советское хорошо, а с другой — при царе батюшке тоже ничего. От этого происходят комические вещи, которых никто почему-то не замечает. Например, пединститут, в котором я проработал 14 лет, назывался именем Максима Горького. Это было очень удачно, ведь Горький был последовательным сторонником просвещения, яростным, он сам себя сделал благодаря чтению книг и стал самым известным и продаваемым заграницей русским писателем начала XX века — это имеет смысл. А сейчас мы имеем «Мининский университет». Но при всем уважении к Козьме Минину, есть большие подозрения, что он не умел читать и писать! И назвать образовательное учреждение именем неграмотного человека – пусть из лучших побуждений — очень странно. И таких историй очень много.

- То есть новый Нижний Новгород еще не определился со своей идеей?

- Да, мне кажется, что жители пока не могут понять, где они живут. При этом, когда я начинал этот разговор лет 18 назад, люди в Нижнем решительно не интересовались своим городом. Сейчас другая история — в интернете есть сообщества посвященные Нижнему и так далее. Но те, что я видел — они все посвящены прошлому. Ни одно из них не обращено в современность. То есть современности как бы нет, современность недостойна внимания и не нужна. Конечно, это проявление глубокой психологической травмы от распада СССР. Прошло уже 27 лет, за это время можно было вылечиться. Но это травма выступила в новый этап и стала, что называется, «новой нормой», с которой люди живут.

Столичное дело

- А почему это произошло? 

- Распад СССР — это был огромный общественный взрыв. Который уничтожил эту систему. И в обществе, той части, которое что-то хотело и куда-то двигалось, сложилось очень двойственное представление о будущем, которое они хотят. С одной стороны, мы хотим всё как в 1913-ом году, как в фильме Говорухина «Россия, которую мы потеряли». С другой стороны, мы, конечно, хотим как на Запале. Чтобы были магазины и всё можно купить за деньги.

Если вы посмотрите вокруг себя, вы поймете, что этот редкий случай, когда мечта была реализована. В России политическая система близка к 13-ом году, мы имеем похожую политическую систему, мы имеем губернаторов, мы имеем городовых на каждом углу, наконец, мы имеем рыночную экономику, «как у них», а то и более рыночную, чем «у них», примером чему — торговые центры. Немалая часть общества этого хотела, она это получила, но еще не осознало. В условиях исчерпанности предыдущего круга желаний и стремлений, на первый план вылезает травма, о которой я только что говорил, и превращается в образ жизни, она заменяет настоящее. Откуда берутся разговоры о том, как хорошо было в Советском Союзе — ими заменяется неудовлетворенность настоящим.

А вторая проблема — это промежуточность этого города. Мы рядом со столицей, но мы провинция. Люди чувствуют свою провинциальность и её лелеют.

- Как это лелеют? Мы только и делаем, что кричим, что Нижний Новгород — это столица, то третья, то Приволжья, то чего-нибудь еще. 

- Вот в этом заключается вторая – уже локальная — травма. Мы имеем провинциальный город, который никак не может смириться со своей провинциальностью. Ну а Саратов, Пермь, Астрахань — они столицы чего? Другой Волги? У каждого из них своя Волга, что ли? Почему обязательно надо быть столицей? Это стремление само по себе очень провинциально.

И ситуацию с этими претензиями на столичность усугубляет развитие транспортной инфраструктуры России. Сейчас доехать из Москвы в Нижний можно даже быстрее, чем из одного конца Москвы в другой. Мне кажется, в этом и заключается опасность — Нижний может превратиться просто в вынесенный за пределы Московской области спальный район Москвы. Туда выносятся крупные торговые центры, филиалы высших и средних учебных заведений. И город тогда потеряет всякий смысл.

- Но вроде бы как раз сейчас Нижний Новгород наоборот берет курс на развитие промышленности и науки. 

- Хорошо, если это так. Хотя понятие «промышленность» очень широкое. Есть западный европейский тренд реиндустриализации. Раньше производства выносились бог знает куда. Теперь они возвращаются, но на новых условиях. Нужно делать то, что никто больше не делает. Новая промышленность зарождается в Англии, в Германии — это другое, умное производство. И оно связано с вниманием к идентичности города, его особенностями — образовательной, транспортной инфраструктурой.

- А характер нижегородцев — он как-то меняется с течением времени? 

- Я заметил, что очень сильно поменялся акцент. Исчез старый неторопливый волжский говорок. Сейчас в Нижнем Новгороде говорят гораздо быстрее, как будто торопясь, проглатывают гласные. Либо это невероятно агрессивная интонация, характерная для дикторов ТВ или рекламщиков, либо быстренький говорок, во время которого даже не успеваешь подумать. А местный характер — он вместе с говорком и уходит.

- Может, просто жизнь вокруг ускоряется — вот все и стали говорить быстрее. 

- А почему все считают, что жизнь ускоряется? В чем? Что-то ускоряется тогда, когда становится короче. Но жизнь, как мы знаем, становится длиннее. Она не ускоряется, просто исчезла пауза между желанием и исполнением желания В 75-ом году вы идете по Свердловке и думаете «хорошо бы поесть», то приходится долго искать место, где это можно сделать; и, скорее всего, не находите. Сейчас — пожалуйста, айн момент, не успеешь глазом моргнуть. И так во всем. Но это иллюзорное ускорение.

Движение вверх

- Как, по вашему, должен развиваться Нижний Новгород, чтобы найти себя, свою нишу? 

- Мне кажется, что в основном эти сюжеты лежат по ту сторону Оки. Это выращивание инфраструктуры для современного города, образовательной и культурной составляющей прежде всего. Потому что сейчас, если тебе что-то из этого нужно, почти всегда необходимо ехать в верхнюю часть. В этом проблема города — он не ощущает себя единым целым.

- То есть раздвоение не ушло? Уже и мосты между верхней и нижней частью навели, и пустыри застраивают…

- Это-то и удивительно. Разрыв всё равно остается. И высокомерие жителя нагорной части, и несамодостаточность жизни в заречных районах, откуда люди приезжают наверх только прогулять. Мне кажется, что потенциал города в объединении, потому что Нижний Новгород большой, но интересует людей только маленькая часть. А важно ощущение сообщества, общественной коммунальной солидарности — «я живу здесь». И тогда всё будет.

Редакция «Нижегородской правды» благодарит ГЦСИ «Арсенал» за помощь в организации интервью.