Романтик- виртуоз нашего времени
Если говорить о событии в культурной жизни Нижнего Новгорода в последнее время, то это, бесспорно, концерт Николая ЛУГАНСКОГО (21 сентября) на открытии сезона в Нижегородской филармонии. В тот вечер заслуженный артист России, солист Московской филармонии, один из ярчайших и самых востребованных пианистов мира, которого сравнивают с Рихтером и другими гениальными исполнителями, сыграл, по его собственному признанию,два сложнейших в плане совместной игры солиста и оркестра сочинения: Концерт № 2 Равеля и Рапсодию на тему Паганини Рахманинова. Филигранная техника исполнителя, погружение в каждый звук, тончайшая проработка каждой музыкальной фразы, эмоциональная наполненность, потрясающее гармоничное сочетание с оркестровой партией – все это ни одного слушателя в зале не оставило равнодушным. Встречу с нижегородскими журналистами перед концертом Николай Луганский начал с воспоминания о том, как впервые побывал в нашем городе. Произошло это почти 30 лет назад. Было ему тогда 9 лет, и он приехал на первые гастроли в своей жизни и впервые играл с оркестром. А далее Николай ответил на все вопросы прессы. – Пианист, как и дирижер, как любой другой музыкант является сотворцом композитора. Николай, а какова, с вашей точки зрения, роль пианистав качестве интерпретатора того или иного произведения? – Я считаю, что по сравнению с композиторами, по крайней мере такими, произведения которых прозвучат сегодня — Чайковский, Равель, Рахманинов, — роль любого из нас преувеличивать не стоит. По сравнению с этими тремя личностями мы все скорее ближе к публике и вообще к рядовым людям, нежели к ним. Конечно, в те секунды или минуты, когда мы исполняем сочинение, да, мы должны быть сотворцами… Но в подготовительной работе над произведением мы прежде всего должны себя, как Мюнхаузен, пытаться вытянуть за волосы на уровень этих гениев. С одной стороны, это невозможно, а с другой – к этому стремиться обязательно нужно. Единственно, что можно добавить, так сказать, для нашей самооценки: книгу, стихи, картину практически любой человек, владеющий языком или у которого есть глаза, может прочесть и увидеть. Это то, что сразу дано, и посредник там не нужен. Стихи, скажем, может человеку прочесть и чтец, но можно обойтись и без него. А в музыке… Да, можно читать ноты, можно услышать музыку внутри, но это не идет ни в какое сравнение с тем, когда звучит музыкальное сочинение. Музыка должна звучать, она должна жить в данный момент, здесь и сейчас. И в этом плане исполнитель музыки более важен, чем чтец, чем искусствовед, объясняющий, что изображено на картине. – Два замечательных музыканта: Александр Михайлович Скульский и Николай Луганский. Насколько велик уровень вашего взаимопонимания? – Вы знаете, мы уже не в первый раз играем вместе, но для меня снова стало приятным сюрпризом то, как звучит оркестр. Я встречался с замечательными дирижерами, очень маститыми дирижерами, в возрасте, но у некоторых из них нет уже возможности воспринимать импульс, исходящий от других. Были великие дирижеры, например Светланов. Это великий интерпретатор, но с ним играть было очень трудно. Играть с Александром Михайловичем Скульским – для меня большое наслаждение, потому что помимо того, что он дирижер и творец, он в состоянии мгновенно чувствовать и слышать импульсы, исходящие от другого музыканта. – Вы исполняете такой огромный репертуар, а у вас никогда не было желания сочинить что-то? – Было и, к счастью, довольно рано закончилось. Я сочинял где-то лет с семи и до десяти. Но чем больше музыки я узнавал, тем все острее понимал, что созданы такие замечательные произведения, что мне совершенно необязательно еще что-то сочинять. То есть в моем случае как раз возникла обратная зависимость: чем больше я знакомился с музыкой, тем больше мне хотелось ее играть, и тем меньше я сочинял свою и перестал это делать окончательно лет в десять-одиннадцать. – Почему вы редко исполняете современную академическую музыку? – Мне трудно ответить на этот вопрос. Произведений, действительно написано немыслимое количество, и именно для рояля. Поэтому даже невозможно поставить себе задачу переиграть все. Мне кажется,величайшие шедевры, интересные мне, написаны где-то с XVIII века и до середины 60‑х годов XX века. Я с удовольствием слушаю что-то, написанное совсем недавно, но просто, как говорил Козьма Прутков, нельзя объять необъятное. Я допускаю, что не знаю каких-то гениальных сочинений, написанных вот только что, но пока у меня с ними встреча не случилась. – С вашей точки зрения, насколько важно обогащение музыканта другими видами искусства? Должен ли музыкант быть открыт миру? – Я считаю, что это дело личное. Обогащение другими видами искусств – это просто прибавка счастья в личной жизни. Если я узнаю что-то замечательное в поэзии или захожу в музей и вижу картину, которая делает меня счастливым, это замечательно. Но найти зависимость моей профессиональной деятельности от этого я не могу. Быть открытым миру… Среди великих музыкантов есть те, кто был открыт миру и постоянно черпал новые впечатления, так и те, кто были закрыты и жили в своем собственном мире. Для писателя, для поэта это обязательное условие. А для музыканта?.. Я открыт миру – мне многое интересно, но есть и другие. А сказать, что лучше в плане воздействия на профессию, я не решусь. – Что бы вы могли посоветовать молодому пианисту, который хотел бы не просто исполнять классическую музыку, но и добиться популярности, играть на более высоком уровне? – Я много что могу посоветовать. Давать советы, в общем-то, несложно. Могу посоветовать много слушать музыки, любить ее, быть открытым всей музыке. Когда вы слушаете коллегу – вашего возраста или старше на полвека, – нужно изначально идти ему навстречу. Не слушать его с мыслями: это он делает хуже меня, а это – лучше, почему он на сцене, а не я… Все это надо выкорчевывать из себя решительно. Старайтесь любому проявлению музыки идти навстречу и быть настойчивым в работе над самим собой. – В 16 лет вы победили на конкурсе Баха, в 17 – на конкурсе Рахманинова, в 22 года у вас была уже победа на конкурсе Чайковского. Сыграли эти победы определяющую роль в вашей жизни? И что важнее: победить на конкурсе или идти своей дорогой? Или сегодня менеджмент протащит и бездарностей, вложив в них много денег? – Сразу скажу, есть несколько известных музыкантов, и в их числе Евгений Кисин, которые никогда не играли на конкурсах. При этом стали выдающимися исполнителями и играют по всему миру. Среди пианистов, которые выступают на конкурсах, я из тех, кто играл там почти что меньше всех: всего-то на трех конкурсах. И премии не были определяющими для меня. Да, они что-то дали – какие-то концерты, какую-то известность… Но тогда было время, когда, во-первых, конкурсы уже стали девальвироваться, а во-вторых, в стране происходили более важные события, нежели какие-то конкурсы, и резонанса мои победы особого не имели. Идти своей дорогой, конечно же, важнее. Есть люди, которые выбирают разные пути, меняют их и, бывает, достигают успеха, но все-таки для музыканта и особенно для человека, который связан со своим РЕМЕСЛОМ, для скрипача, для пианиста идти своей дорогой и не сильно отвлекаться на другие довольно важно. А что касается менеджмента и бездарностей, то в мире происходит все что угодно, но я бы не сильно все это преувеличивал. Скорее это касается поп-музыки: там молоденькую девочку, которая не умеет петь, но имеет привлекательную внешность, на два года сделают звездой при определенном вливании денег.Классическая же музыка никогда не приносила и не может принести такую прибыль, которую приносит попмузыка или спорт, поэтому менеджменту не очень интересно вкладывать в нее огромные деньги. В классической музыке в любые временазначительно большую роль играют талант, верность своему искусству, любовь и страсть к своему делу. – Вы счастливый человек? – Я могу назвать себя счастливым, потому что знаю людей, которые не могут двигаться или у которых страшное горе, но они все равно считают, что у них все замечательно в жизни. А мне грех жаловаться: у меня есть семья, есть любимое дело, есть две руки, две ноги… Но вообще, мне кажется, что у нас в России просто укоренилась философская беда: мы не ценим то, что у нас есть, постоянно думаем, что то, что есть, очень плохо и что-то надо менять. На мой взгляд, это большое заблуждение и грандиозная национальная российская проблемана протяжении многих веков. Из биографии Николай Луганский родился 26 апреля 1972 года в Москве, в семье научных сотрудников. Играть на фортепиано начал в возрасте пяти лет. Учился в Центральной музыкальной школе. В 1995 году окончил Московскую консерваторию, где и преподает с 1998-гопо классу специального фортепиано.Победы и премииПобедитель I Всесоюзного конкурса юных музыкантов (Тбилиси, 1988).II премия на VIII Международном конкурсе им. И. С. Баха (Лейпциг, 1988).II премия на Всесоюзном конкурсе им. С. В. Рахманинова (Москва, 1990).Специальная премия Международной летней академии Mozarteum (Зальцбург, 1992).II премия на Х Международном конкурсе им. П. И. Чайковского, (Москва, 1994).Обладатель специального приза Фонда Эрнста Неизвестного «За исповедальность тона и художественный вклад в новую интерпретацию русской музыки – Ученику и Учителю».Премия Теренса Джадда, как самому многообещающему пианисту молодого поколения (1995).Приз немецкой критики за запись концертов Рахманинова (2003).Престижная немецкая премия Echo klassik за «Лучшее исполнение инструментального концерта» (2005).УвлеченияНиколай постоянно в поездках или перелетах. В его багаже всегда можно найти несколько компакт-дисков, а еще – большой том стихов Пушкина. Как-то в самолете он подсчитал, сколько стихов помнит наизусть. Оказалось, что около ста. А на пресс- конференции в Нижнем Новгороде признался: «Стыдно сказать, но этой весной я впервые взял с собой в поездку рассказы Шукшина, и для меня это стало колоссальным открытием. Я много читал других «деревенщиков», но Шукшин произвел на меня невероятное впечатление».Еще одно увлечение Луганского – шахматы. Но главное в его жизни, конечно же, – музыка. От музыки Николай никогда не устает. «Я либо ее слушаю на концерте, либо в записи, либо внутри себя, либо играю», – признается пианист, который славится еще и тем, что невероятно быстро выучивает новые произведения.Николай Луганский о Нижнем Новгороде– Нижний Новгород для меня – особый город. Здесь произошло мое первое в жизни выступление с оркестром, мой первый гастрольный концерт. Ваш город – это один из мировых центров музыки. У вас замечательный симфонический оркестр и замечательная публика, которую я очень люблю и которая, если честно говорить, избалована десятилетиями выдающихся концертов.Я, правда, боюсь обобщений, и мне кажется, что слово «публика» больше подходит для мероприятий глобального плана – рок-концертов или спортивных состязаний. А на концертах классической музыки присутствуют люди, конкретные личности. Они все разные, и причины, по которым они сюда приходят, тоже разные. Но у меня ощущение, что в вашем городе люди приходят в зал филармонии именно ради того колоссального наслаждения, которое получаешь в те минуты, когда музыка становится осязаемой и живет. Поэтому я очень люблю играть в Нижнем Новгороде. Реальный анекдот от Луганского Есть такой знаменитый скрипач Шломо Минц. Как-то он давал мастер-класс и рассказал о другом, молодом скрипаче Давиде Гаррете, который выступает с концертами на стадионах и невероятно популярен. Так вот Гаррет брал уроки у Шломо Минца. Мастер-класс проходил пять или десять дней. А в конце Давид подошел к мастеру и попросил раскрыть его секрет. – Что, что? – переспросил Минц. – Ну, пожалуйста, раскройте ваш секрет! – повторил Гаррет. – Какой секрет? – Ну вот вы играете Каприччио Паганини… Раскройте ваш секрет!.. А Шломо Минц и говорит: – Да нет никакого секрета! Я с детства тружусь, учу, играю и никогда не прекращаю своих занятий… Просто у меня такое ощущение, что надо работать постоянно. — Все-таки жалко, – огорчился Давид, – что вы не хотите раскрыть мне ваш секрет.
