Свобода? Равенство? Братство? Забудьте эти слова! (Часть 3)
Часть 1Часть 2 В наш век всеобщей публичной болтовни слова утрачивают свою истинную ценность. Интернет — форумы, чаты, сайты, блоги — дал каждому человеку возможность говорить всем все, что угодно. Каждый свободно и без обиняков выражает свои мысли, каждый небрежно и бездумно оперирует понятиями, о которых имеет лишь самое смутное представление, отчего они девальвируются, приедаются и утрачивают свой изначальный смысл. Едва ли не первым в ряду таких девальвировавшихся понятий является слово «свобода». Часть II. Свобода.Пустить миллионы пользователей Интернета в область абстрактных терминов и философских идей — это все равно, что дать дикарю ноутбук. Не зная его истинной цены, он будет разбивать им кокосы или приспособит в качестве подноса. Но дикарю это простительно: он не имел понятие о ноутбуке, пока ему его не дали. Вина лежит на тех, кто дал ему инструмент, не объяснив, как им пользоваться и какова его истинная цена. Но и та беда не беда, если есть беда горше. Если бы властители умов, вбросив в массы свои заманчивые призывы, дав им кормиться умными и привлекательными терминами, сами при этом знали бы их истинную цену — это было бы еще не так страшно. Создатели атомной бомбы, зная все секреты и тайны своего ремесла, широкую публику в это ремесло отнюдь не посвящают, справедливо полагая, что ей достаточно громких и пугающих образов, но не математических формул и практических чертежей оборудования. Ведь если каждый до них доберется, получится форменное светопреставление! Мир идей, на что неоднократно указывали многие умные люди, гораздо взрывоопаснее атомной бомбы. Бомбы могут разрушить города, идеи — целые народы. И, однако, мастера идеологических фабрик и заводов считают допустимым посвящать в тайны своего ремесла широкую публику — людей некомпетентных, непрофессиональных, не знакомых со всеми тонкостями и нюансами абстрактного мышления. Из которого, однако, выводятся вполне практические заключения и конкретные программные установки. Получается, что либо творцы и генераторы идей сами не знают истинную ценность своих творений, терминов и слов, либо сознательно используют это «оружие массового поражения», рассчитывая на какие-то вполне конкретные последствия. Впрочем, готов сделать одну небольшую поправку. Сами творцы идей, возможно, были людьми вполне ответственными и осмотрительными и отнюдь не стремились выносить их на широкое публичное обозрение, тем более в правоприменительную практику. Осторожность потеряли их ярые адепты и поклонники, которые, увлекшись красивыми изящными формулировками, не проникли в самую суть и уж тем более не удосужились предусмотреть всех последствий, которые неизбежно вытекают из практической реализации тех или иных абстрактных философских идей. Они-то и есть те безответственные болтуны и провокаторы, из-за которых такое прекрасное слово — «свобода» — так приелось, извратилось, и потеряло всякий, не говоря уже про изначальный, смысл. Об этом грандиозном обмане или заблуждении и пойдет речь. Итак, свобода. Что мы обычно имеем в виду под этим словом? Свободный человек, свободная страна, свободное общество… Свободные от чего? Свободные для чего? Как и в разговоре про равенство тут неизбежно требуются уточнения; в своем чистом виде абстрактный термин не имеет никакого значения. Мы не можем говорить о свободе вообще, нам всегда придется иметь в виду какую-то конкретную свободу. В самом распространенном и самом обыденном понимании свобода употребляется в двух смыслах — свобода выбора и свобода от чьей-то власти. Делая тот или иной выбор, человек имеет в виду, что в этом смысле он свободен — свободен сделать выбор между двумя, тремя или многими возможностями. Если у человека нет возможности сделать выбор, он полагает себя в этом смысле несвободным, каковым, по сути дела, и является. Это одно из самых распространенных пониманий слова свобода. Есть и второе, не менее популярное. В этом смысле, говоря о свободе, человек подразумевает, что он свободен от чьей-то власти, что кто-то или что-то не имеет над ним власти. «Я свободный человек!» — говорят те, кто считает себя вправе игнорировать чью-то чужую, действующую извне волю, которая теоретически могла бы воздействовать на этого человека в смысле принятия им конкретных, жестко обусловленных решений или совершения таких же поступков. Вроде бы понятно и возражений не вызывает. Дьявол, однако, как всегда кроется в деталях. Очевидно, что нельзя быть свободным сразу от всех и от всего. Мы сейчас не говорим даже о физических, биологических и прочих законах природы, которым человек подчиняется постольку, поскольку является частью этой природы. Тут все очевидно, и разговор о свободе в этой сфере является бессмыслицей. Человек не может свободно перестать дышать — и при этом не умереть. Человек не может свободно игнорировать силу земного притяжения, шагая вниз со скалы или небоскреба. Человек не может заставить крутиться Землю в обратном направлении, а Солнце светить синим, а не желтым светом. Тут все очевидно, толковать здесь о свободе выбора или свободе от необходимости нет смысла. Но даже касаясь области свободного человеческого волеизъявления, той области, где человек может на практике осуществить свою свободу выбора или свободу от извне навязанной воли, мы понимаем, что речь здесь идет о весьма относительной свободе. Человек свободный от власти одного, неизбежно попадает под власть другого. И вся его свобода — возможная — только в том и состоит, чтобы выбрать, кому или чему подчиняться. Иначе говоря, свобода — это осознанное подчинение. Продемонстрируем это на самом распространенном и удобопонятном примере. Все революционеры и оппозиционеры, призывая народ к борьбе за свою свободу, безусловно, имеют в виду свободу от подчинения действующей власти. Но мало кто играет честно и доводит логическую цепочку до конца. «Вы не должны подчиняться действующей власти, значит, вы должны подчиняться нам. Сейчас, пока мы в оппозиции, потом, когда мы сами станем властью». Вторая часть силлогизма с неизбежностью вытекает из первой, но мало кто проговаривает ее вслух, и оттого возникает ощущение легкого надувательства и шарлатанства. Не все, конечно, политики практикуют подобные шарлатанские фокусы. Некоторые играют более-менее открыто. В США, например, призывы противостать действующей правящей партии открыто подразумевают необходимость поддержать и подчиниться оппозиционной партии. То есть речь идет всего лишь о смене власти, а не о победе свободы над несвободой. Тут, правда, есть другие нюансы и сложности, но о них чуть позже. В менее развитых политических системах призывы к свободе приобретают самый что ни на есть буквальный смысл, который и затеняет смысл истинный. В самом деле, вообразим сколь угодно жесткую и деспотичную власть, которой люди подчиняются исключительно из страха перед репрессиями, — словом, царство тотальной несвободы. Фокус, однако, в том, что ключевого элемента свободы — свободы выбора — человека одним простым насилием лишить нельзя. В самых жестких и неблагоприятных обстоятельствах у человека всегда остается выбор — подчиниться или погибнуть. Выбор, ясное дело, не из легких, но он остается. И никакое насилие не способно лишить его человека окончательно. Истории известны примеры, когда в самых жутких тираниях люди оставались свободными, выбирая и предпочитая смерть подчинению, подчас даже смерть своих близких, что для многих страшнее собственной. И, однако, они на это шли и, значит, оставались свободными, и, значит, царство тотальной несвободы, основанное на одном насилии, представить нельзя. Свобода остается неотъемлемым атрибутом человеческой воли, поэтому некорректно называть людей несвободными на том лишь только основании, что они подчиняются тирании. Они свободно выбрали подчинение, предпочли его смерти — это сознательный выбор, это проявление той самой свободы, к которой призывают все революционеры, оппозиционеры и ниспровергатели тиранов. Можно называть этот выбор последствием слабости, трусости или инстинкта самосохранения, но нельзя называть его несвободным. Выбор не может быть несвободным, это оксюморон. Если есть выбор, значит, он свободен. Если он не свободен, значит, это не выбор, а сознательная манипуляция, рассчитанная на рефлекторное поведение человека. Человек может быть лишен выбора, но не насилием, а отсутствием информации о наличии выбора. Но это уже отдельная большая тема, о ней в следующий раз. С другой стороны, ниспровергатели тиранов, обещающие людям свободу, на практике могут дать им лишь свободу от конкретного тирана или тирании, но не свободу вообще. Все борцы за свободу, все революционеры, ниспровергатели тиранов, подчиняются собственному лидеру, собственной организации, собственным программным установкам. В случае победы и свержения действующей власти они становятся на ее место, и точно так же начинают издавать законы, декреты, распоряжения, необходимые для управления и организации общества. Получается, что одна власть, пусть и более жесткая, сменилась другой властью, пусть и менее жесткой. Но сам институт власти, сам принцип подчинения власти никуда не исчез и исчезнуть, по определению, не может. Оппозиционеры точно так же свободно выбирают подчинение своим вождям, своей организации, своей новой власти, наконец, как свободно выбирали подчинение прежней власти прочие, не оппозиционные граждане. Одни подчиняются одной власти, другие — другой; разница может быть моральной, политической, идеологической, но не сущностной. Считая себя свободными от одной власти, люди, так или иначе, выбирают подчинение другой власти; свобода от подчинения одному человеку, организации, идеи, принципа предполагает несвободу по отношению к другому человеку, организации, идеи, принципу. Даже анархисты, якобы отрицающие подчинение любой власти, подчиняются власти своей идеологии, каковая может быть даже более жесткой, чем власть человека. Внутреннее принятие той или иной идеи, установки, принципа лишает человека вполне определенной свободы вернее и надежнее, чем извне навязанные сила и власть. Вот что мы имели в виду, когда говорили, что свобода — это всего лишь возможность самому выбирать, кому подчиняться. Но бывает так, что и этого выбора человек лишается. В следующий раз покажем, каким образом это происходит. Продолжение следует.
