В погоне за паспортом
80 лет назад в Горьком началась паспортизация населения. За три месяца было выдано 230 496 паспортных книжек. За бортом остались тысячи законопослушных граждан «второго сорта»: кулаки, лишенцы и другие социально чуждые элементы.
Решетов и другие
Кампании предшествовало Постановление ЦИК и Совнаркома СССР от 27 декабря 1932 года об установлении единой паспортной системы и обязательной прописке, подписанное Калининым и Молотовым. С той поры паспорт стал единственным документом, удостоверяющим личность. Однако достался он далеко не всем.
Да и сама паспортизация, стартовав в столицах, растянулась на пятилетку. Весной 1933 года дошла очередь до Горького. Бремя выдачи паспортов легло на милицию, входившую в краевое ОГПУ во главе с Ильей Решетовым. Паспортизация проводилась в трудное время. Миновала свой пик сплошная коллективизация, сопровождавшаяся раскулачиванием и высылкой тысяч и тысяч крестьянских семей на спецпоселение.
С карточкой и без
В обиход вошел ярлык «лишенец». Так именовали граждан — имущих крестьян, торговцев, священников, чиновников и полицейских царского времени, лишенных избирательных прав согласно Конституциям РСФСР и СССР 1918 и 1925 годов.
Лишенство влекло поражение в других правах, включая право на продуктовую карточку. По данным историка А. В. Белякова, число лишенцев в крае превысило 65 тысяч. Ими становились и дети.
В тех условиях и грянула паспортизация. В Горьком насчитывалось 300 000 жителей от 16 лет. Два месяца кипела работа в паспортных пунктах четырех его районов: Свердловского, Канавинского, Сормовского и Автозаводского.
Чтобы получить документ, требовалось множество справок. Вся личная жизнь, все прошлое человека рассматривались, словно сквозь лупу, вездесущими органами.
Бегом от ГПУ
Социально чуждых выявляли и удаляли куда следует. Кого за 101‑й километр, а кого и в исправительно-трудовой лагерь. Просить паспорт, заполняя множество анкет, и получить отказ значило стать изгоем. Поэтому одни стремились получить его всеми правдами и неправдами, другие всячески уклонялись от контактов с властью. Были случаи группового бегства с предприятий без оформления расчета.
Всего органами собран компрометирующий материал на 19848 социально чуждых и уголовных лиц. Впрочем, по законам того времени уголовник — не обязательно мошенник, вор или убийца. К таковым причисляли и нарушителей режима, покинувших место ссылки.
Из-за жесткой классовой линии грань между политикой и уголовщиной размылась. На заметку и в разработку брали не только лиц с судимостью, но и так называемых кулаков, священнослужителей, прочие социально чуждые элементы.
Лишенцам отказано
В мае 1933 года на стол секретарю крайкома ВКП (б) Андрею Жданову лег секретный доклад начальника краевой милиции Генриха Эймонтова. В нем приводились красноречивые цифры и факты. Выдано паспортных книжек по городу — 230496, 10689 человек получили отказ в выдаче, и почти столько же, не дожидаясь его, покинули город.
Наиболее засоренным социально чуждыми элементами признавался Автозавод, где набралось 806 отказников и 1728 сомнительных, получивших лишь временное удостоверение. Еще 3689 человек ударились в бега. Кулаки-лишенцы уезжали семьями. Многие, стремясь получить паспорт, скрывали подлинную биографию. В Свердловском районе рабочий С. Ф. Патушин утаил, что он кулак-лишенец. На паспортном пункте № 12 по Успенскому съезду Ф. Д. Терехину отказано в паспорте как подрядчику. За справку или паспорт давали взятки.
Агенты доносят
Тем временем по линии ОГПУ трудилась агентурная сеть, выявляя случаи незаконного получения документа. К маю 1933 года изъято 214 паспортов, выданных классово чуждым. Фиксировались и случаи недовольства. «У народа два пути, — комментировал паспортизацию техник Автогорстроя Зорин, — один в колхоз, другой в колонию».
В целом же выдача паспортов снизила преступность и даже отчасти разрешила продовольственный кризис в городах, искусственно сократив их население. Но пресловутый классовый принцип превратил паспортизацию в очередную репрессивную акцию, ломавшую судьбы десятков тысяч нижегородцев.
Станислав Смирнов
