Вся жизнь — борьба
ДЦП (детский церебральный паралич) — страшный по своей сути диагноз для ребенка. Но не менее страшен он для родителей больного чада.Зачастую правильный диагноз появляется далеко не в первые недели и месяцы жизни ребенка, когда можно многое поправить современным лечением, а уже после того, когда дитя по всем временным рамкам должно пойти своими ножками или назвать маму мамой своим языком, но сделать этого не смог или не смогла. Вот тогда-то и возникает у малодушных родителей прискорбное желание отказаться от материнства и отцовства. Семья Ухановых в городе Заволжье тоже не думала и не гадала о страшных последствиях для нормально родившегося после семи месяцев беременности мальчика. Отсутствие грамотного невропатолога в городских медучреждениях привело к тому, что только через полтора года после рождения их первенца выяснилась причина его нежелания идти в ногу с одногодками — ДЦП. Мама Льва, Наталия, не сдерживая слез, рассказывает о том времени как о большом испытании для молодой семьи. О том, как два раза ездили в Тулу на операцию, как черствела морально, общаясь с врачами и работниками социальных служб, как бросила работу, как еще больше полюбила мужа за его крепкое плечо, как постепенно сын встал на ноги, как пошел сам, как поняла, что такое на самом деле жизнь. — Борьба, только так сейчас можно обозначить этот отрезок нашей жизни, — слезы текут, и Наталия не пытается их сдержать. — Никто не знает точно, откуда это заболевание, мы ездили в разные места, кто говорит — родовая травма, кто говорит в позвоночнике смещение или в шейном отделе что-то зажато, другие нашли в тазобедренном суставе изменения. Может, и правы последние, если быв шее что не так, то все бы тело было задето, а у нас только стопы. Руки, голова, язык работают нормально. Лева, услышав разговор про язык, хитро прищурился, но перебивать старших не стал и только после вопроса про школу, смело затараторил: — Мы в школе еще и деремся на переменках, друзей у меня четверо из класса и один из шестого, с Пашей мы часто болтаем на переменах, когда устану беситься. На четверки и пятерки учусь, троечки тоже бывают. — Мы же в православную гимназию конкурс выдержали, — вступает в разговор папа Льва, Евгений. — Два человека на место, а мы прошли. Сами, без поддержки — готовились сильно. Вот теперь он там, среди абсолютно здоровых детей, постигает науки. Как хорошо, что сейчас такое есть, а то раньше в тот же детский садик попасть можно было либо в группу, где все дети больные, либо ни в какую. Вообще, очень многое меняется, как в лучшую, так и в худшую сторону. Хотя по врачам «проехаться» очень хочется. Получить подтверждение инвалидности — это маленький подвиг для родителей. Нужно несколько раз съездить в областную больницу, причем с ребенком вместе, получить (если получишь) рано утром талончик, хорошо если повезет и талончиков окажется несколько к разным врачам, но все они каким-то образом получаются на послеобеденное время. Нужно с больным ребенком высидеть очередь, побывать на приеме, а на следующее утро ехать опять — к другим врачам. Жуть! Я уж не говорю о самом начальном этапе, когда нам ставили диагноз. Это жуть в квадрате. Какая тут круговая порука во врачебной среде, о чем вы говорите! Я сам врач. Знаю, что говорю. Повальная коммерциализация медицины приведет к ее краху. Хотя и добрые слова хочу сказать докторам — Сергею Валерьевичу Костину и Сергею Юрьевичу Таланову, без их поддержки и помощи нам было бы в разы тяжелее. А как мы выбивали бесплатные лекарства по федеральному списку в детской поликлинике, отдельный разговор, который, кстати, дошел до прокуратуры и после чего нас многие больные благодарили. — Из хорошего, что появилось в последнее время, — это Городецкий реабилитационный центр для детей и подростков с ограниченными возможностями, — прерывает эмоции мужа Наталия. ‑Да мы бы и не заметили его, будь наш ребенок здоров. Пока мы в школу не пошли, мы там часто бывали на процедурах и занятиях. Массаж, физкультура, в костюме специальном там занимались, «Адель» называется. — Ипотерапией занимаемся уже шесть лет, — подхватывает позитивную часть разговора папа. — Поначалу инструктор, Светлана Кузнецова, сажала Льва перед собой на холку лошади, потом в специальное седло не седло, но что-то похожее, уже одного, а сама рядом ходила. Сейчас Левушка уже сам ездит верхом, как в седле, так и без седла. Значит, вестибулярныйаппарат работает нормально. Вот все эти усилия нашии привели к тому, что сын сам передвигается ‑с палочками, но сам. Учится наравне с другими детьми, живет полноценной жизнью. — И хочу стать военным, — улучив паузу, вставил веское слово Лев. — Когда маленьким был,хотел быть водителем, а сейчас буду военным. — Это если лениться перестанешь, — нахмурил брови отец. — И полноценно будешь заниматься лечебной физкультурой. И Лева послушно ушел к себе в комнату — время подошло для занятий. А родители дали волю своим эмоциям, начав с… Хрущева. — Какие здравницы в Крыму были, Евпатория на весь Союз славилась своими санаториями для больных ДЦП. А сейчас что? Ничего. Ни нашим ни вашим. Вроде бы Анапа в свое время считалась детской здравницей, но от путевки в один из ее санаториев только негатив. Мало того, что путевку для больного ребенка выбивали в социальной службе ценой большого количества нервов, что называется, с «верху», что выделили её в мае месяце, когда не только море, но и песок холодный, так по прибытии туда получили вместо приветствия вопрос «Зачем приехали?» Санаторий оказался не профильным, с отвратительным отношением к «социальным» клиентам. К тем, кто приехал и заплатил в кассу приличную сумму, отношение было прямо противоположное, начиная с питания и заканчивая лечением. Если бы в нашей стране нормально организовать социальную направленность в этой сфере, если бы договориться с Украиной, то спасать можно было бы любых детей. Это я вам, как врач, говорю, как отец больного ребенка, как гражданин, наконец… Лев шел по дорожке, слегка косолапя. Счетчик шагов отсчитывал его усилия. Из дверного проема на эту картину глядела женщина с длинными волосами. — Это я маму нарисовал. Правда, похожа? И на прощание пообещал больше не лениться.
