Что известно о начальнике нижегородского жандармского управления Иване Мазурине

В начале сентября исполняется очередная годовщина так называемого «красного террора», предпринятого советской властью в 1918 году, – после ряда покушений контрреволюционеров на лидеров большевиков, включая самого Ленина. Но в Нижнем Новгороде репрессии ЧК начались раньше – по причине захвата Казани чехословацкими интервентами и белогвардейцами в первых числах августа 18-го года. В этот момент Нижний Новгород остался последним крупным губернским городом на пути белых к Москве…

Для управления прифронтовой губернией был образован Военно-революционный комитет, который перевёл все учреждения на военное положение, утвердил план обороны города и место сбора коммунистов на случай белого мятежа. А ещё было принято решение нанести силами ЧК упреждающий удар по всем, кто мог в Нижнем поднять такой мятеж, ибо захват белыми почти каждого города Поволжья, как правило, сопровождался вооружённым выступлением местной контрреволюции…

«Махнул рукой на дела города»

Речь прежде всего шла о бывших царских полицейских, жандармах, офицерах, членах антисоветских партий и организаций и т.д., которых и взяла на свой прицел губернская ЧК. В середине августа 1918 года по обвинению в контрреволюции чекисты расстреляли шесть подозреваемых, среди которых был отставной начальник губернского жандармского Управления полковник Иван Мазурин. Вот об этом человеке и о его трагической судьбе мне бы хотелось поговорить особо…

Иван Петрович Мазурин – последний перед революцией 1917 года начальник Нижегородского губернского жандармского управления (НГЖУ). Происходил из дворян Петербургской губернии, учился в Московском кадетском корпусе и Константиновском военном училище. С 1896 года – в Отдельном корпусе жандармов. Служил в различных губернских жандармских управлениях, а также в Департаменте полиции, где курировал розыск революционных организаций на железной дороге. НГЖУ возглавлял с 1914 года, в тяжёлые годы Первой мировой войны…

Конечно, к этому человеку как убеждённому монархисту может быть разное отношение. Однако невозможно отрицать его глубокую личную честность и принципиальность. Потому что Мазурин стал одним из тех царских жандармов, кто проницательно рассмотрел в стране объективные предпосылки надвигающейся революции. И не столько в активизации революционного подполья, сколько в неуклюжих, а порой и вредительских деяниях нижегородской буржуазии. Об этом можно судить по рапортам, которые Иван Петрович регулярно отсылал из Нижнего в Департамент полиции.

Так, 9 октября 1915 года Мазурин прямо обвинил тогдашнего главу Нижнего Новгорода, купца-миллионера Дмитрия Васильевича Сироткина в масштабном воровстве. Из рапорта полковника выходило, что не было в Нижнем ни одного сомнительного деяния, в котором бы лично не поучаствовал городской голова – от содействия уклонению от призыва в армию близких и полезных людей до всевозможных коммерческих махинаций.

К примеру, Сироткин весьма активно «осваивал» средства, выделенные на строительство снарядного завода в Нижнем Новгороде. Поначалу инженеры забраковали участок земли, выделенный под строительство, – местность была слишком болотистой. Но потом всё же решили здесь строить, так как город уступал участок бесплатно. А когда на строительство предприятия пришли казённые деньги, городской голова быстро подсуетился и добился оплаты за участок – разумеется, с выгодой для себя лично. Неплохо поживился Сироткин и на самом строительстве – он взялся за поставку кирпича для этой стройки и продавал его по басно­словной для тех времён цене – 100 рублей за тысячу кирпичей.

Кроме того, как подчёркивал в своём рапорте Мазурин, Сироткин был настолько увлечён заработками на военных заказах, что фактически махнул рукой на дела города – купец разъезжал по стране исключительно по надобностям собственных предприятий, а в городе бывал лишь наездами (в одном только 1914 году он отсутствовал в Нижнем Новгороде аж 240 календарных дней).

И вообще, как указано в рапорте, городской голова по сути являлся ставленником весьма влиятельного в Российской империи московского купеческого клана Рябушинских – поэтому Сироткин буквально игнорировал губернскую власть: «Ни на какие совещания, где по закону председателем является или губернатор, или представитель дворянства, г. Сироткин теперь не ходит, а в сношениях с высшей местной администрацией усвоил себе язык предписаний»…

«Поднятие цен не по дням, а по часам»

Впрочем, «чудили» тогда и другие буржуазные деятели, которые, пользуясь трудностями войны, активно принялись заниматься спекуляцией товарами первой необходимости, в том числе и продовольствия, спровоцировав тем самым массовое народное недовольство в виде стихийных погромов продуктовых лавок и магазинов, которые прокатились как по Нижнему, так и по ряду уездов.

В частности, в докладе за 20 октября 1916 года Мазурин отмечал: «Под влиянием всё усиливающихся неурядиц по продовольствию и всё возрастающей колоссальной дороговизны среди городского населения замечается некоторая угнетённость и прежнего патриотического подъёма нет, а это настроение перекидывается в деревню… Крестьяне почти не вывозят на рынок хлеб, который они копят, птицу, яйца и молочные продукты, и в городах ощущается недостаток всего этого, а в связи с этим – и поднятие цен не по дням даже, а по часам».

На фоне такой обстановки недовольство постепенно стало перерастать уже в настоящие революционные настроения. Первым тревожным сигналом в этом плане стала мощная забастовка на Сормовском заводе 1916 года, которая шла три дня и в ходе которой выдвигались не только экономические, но и политические требования, вроде лозунга «Долой самодержавие!».

Чуть позже Мазурин обратил внимание и на то, что нередко экономические трудности провоцировались специально – с явной целью настоящего государственного переворота. К примеру, 11 декабря 1916 года в своём очередном рапорте Мазурин поведал об упорных слухах, согласно которым, вот-вот грядёт масштабная забастовка промышленных предприятий в Москве и Нижнем Новгороде с призывом поддержать требование Государственной Думы «о замене настоящего правительства ответственным».

Как-то не очень верится в то, что рабочих, буквально забитых в те сложные времена своими жизненными проблемами, интересовало именно «ответственное перед Думой правительство». А вот либералов тогдашней Госдумы интересовало точно – отсюда можно сделать вывод о том, что как раз эти деятели подбивали рабочих на антиправительственные выступления. Кстати, именно думско-либеральная оппозиция и привела в действие механизм государственного переворота, свергнувшего монархию в феврале 1917 года…

Как же начальство реагировало на преду­преждения и сигналы полковника Мазурина? О 1914 – 1916 годах судить сложно, зато сохранился рассказ самого Ивана Петровича о ситуации кануна Февраля: «Никаких директив из Петрограда не было два месяца, от губернатора тоже». Только командир Отдельного корпуса жандармов, граф Дмитрий Николаевич Татищев прислал запрос: нужна ли Нижнему Новгороду дополнительная стража? Мазурин ответил, что нужна, ибо, по его словам, «к весне ожидаются беспорядки (голодные забастовки)».

На этом всё общение с высоким начальством прекратилось – видимо, царский режим сгнил уже настолько, что его высокопоставленные адепты просто решили выждать, предпочтя не вмешиваться в ситуацию. Поэтому и случилось то, что случилось – монархия фактически без сопротивления была свергнута…

От показаний на сотрудников отказался

Судя по всему, больше всех случив­шемуся революционному перевороту в Нижнем радовался городской голова Дмитрий Сироткин, у которого появилась удобная возможность поквитаться со всеми обидчиками сразу – особенно с жандармами и прокурорами, которые до Февраля сильно попортили ему кровь, засыпая Петроград служебными сигналами о воровских «художествах» главы Нижнего Новгорода.

Так что именно Сироткин, по слухам, более всех ратовал за создание специальной революционной комиссии по расследованию «преступлений царского режима», особенно требуя судебного процесса именно над «жандармскими преступниками», коих новые власти подвергли аресту. Однако за неимением каких-либо доказательств реальной вины все жандармы скоро были отпущены на свободу. Многих из них передали в Военное министерство – сделано это было во исполнение решения Временного правительства о том, что чины царской полиции не могут быть приняты во вновь учреждаемую милицию, а все полицейские призывного возраста должны отправляться на фронт…

Надо сказать, что в ходе следствия 1917 года Иван Мазурин фактически отказался давать показания на своих сотрудников, особенно на секретную агентуру, сославшись на то, что агентурой ведал его заместитель, бывший начальник охранного отделения подполковник Стрекаловский (а тому, судя по всему, удалось избежать ареста). То есть, полковник постарался сберечь своих людей от излишнего внимания революционных властей. А когда Мазурина в апреле 1917 года передали в распоряжение армии, то специальная медицинская комиссия «забраковала» его по причине запущенного неврологического заболевания. Мазурин, таким образом, ушёл в полную и окончательную отставку…

Увы, гражданская жизнь облегчения бывшему полковнику не принесла. После большевистского переворота жандармское прошлое стало для него не просто клеймом, а настоящей угрозой. На работу Мазурина нигде не брали, выживал он благодаря жене, которая устроилась трудиться в губернском продовольственном комиссариате. А после начала гражданской войны, в августе 1918 года Ивана Петровича задержали чекисты – на квартире некоей госпожи Шабловской.

Сегодня очень сложно судить – был ли Мазурин причастен к какому-либо контрреволюционному заговору или нет. По его делу проходили ещё два человека – бывшие полковники царской армии Василий Михайлович Иконников и Николай Леонидович Кондратьев. Само дело ЧК сохранилось в очень плохом состоянии, в нём отсутствуют многие страницы, а те, что сохранились, пришли в сильную ветхость, выцвели от времени и требуют кропотливой расшифровки.

Мне по обрывочным сведениям лишь удалось выяснить, что чекистами было перехвачено донесение некоего белогвардейского агента, посланного из Казани в Нижний для организации восстания. Из письма следует, что в заговор был вовлечён Николай Кондратьев, имевший частную кофейню в Мининском саду (это территория кремля). Белый эмиссар пишет, что сама кофейня была организована на деньги местных эсеров, что она использовалась для нелегальных сборищ контрреволюционеров и что в Нижнем существуют две тайные антисоветские организации – эсеровская и офицерская. Сам владелец кофейни взял у эмиссара 300 рублей для закупки оружия…

Остаётся неясным, как в эту историю были вовлечены Иван Мазурин и Василий Иконников – в деле никаких указаний нет. Только говорится о том, что Мазурин – бывший жандарм и монархист, а Иконников во время революции якобы командовал специальным «полком смерти», который по приказу Временного правительства активно действовал против большевиков. Так что, возможно, именно это прошлое и сыграло для задержанных роковую роль летом 1918 года – Мазурин, Кондратьев, Иконников плюс ещё несколько арестантов были приговорены к расстрелу…

…Возможно, ещё обнаружатся архивные документы, которые прольют окончательный свет на трагическую судьбу этих офицеров, ставших настоящими жертвами Великого братоубийства гражданской войны. А здесь лишь добавлю – лично мне очень жаль Ивана Петровича Мазурина. Жаль прежде всего как настоящего полицейского офицера, служившего честно и бескомпромиссно. Свой профессиональный долг он выполнил до конца…

Ранее сайт Pravda-nn.ru рассказал, как нижегородские жандармы охотились за известным террористом.