Огни Барто: почему не хотели печатать стихи знаменитой детской поэтессы

«Идёт бычок качается», «Наша Таня громко плачет», «Уронили Мишку на пол» – кажется, с самого детского сада в нашей стране нет человека, который не знал бы эти стихотворения наизусть. 17 февраля самой любимой детской поэтессе Агнии Барто исполнилось бы 115 лет. Впрочем, говорят, на самом деле звали её не Агнией, фамилия Барто досталась ей совершенно случайно, а дней рождения у неё было целых… четыре. И это далеко не все загадочные факты биографии поэтессы.

Билет на балет

Агния Барто родилась в Москве в семье ветеринарного врача Льва Волова. Говорят, что изначально родители дали ей имя Гетель, которое позже сменилось на более привычное и благозвучное. По-разному в источниках указывают и день её рождения. Официально поэтесса появилась на свет 17 февраля 1906 года. На иврите её день рождения записан как 17 февраля 1901 года. Дочь Агнии Львовны Татьяна Щегляева рассказывала, что на самом деле поэтесса родилась в 1907 году, но во времена Гражданской войны прибавила себе год, чтобы устроиться на работу в магазин одежды. Работающим тогда выдавали селёдочные головы, из которых в голодные времена варили суп.

Путаницу в биографию Барто внёс и тогдашний нарком просвещения Анатолий Луначарский. В литературной энциклопедии под его редакцией годом рождения поэтессы указан 1904‑й, и долгое время именно он считался официальной датой.

Луначарскому поэтесса обязана и тем, что нашла своё призвание. Родители Агнии, люди интеллигентные и утончённые, постарались дать дочери лучшее образование. Она стала ученицей гимназии, знала французский и немецкий, а читать научилась по «Азбуке» Льва Толстого. Отец Барто вообще очень уважал классика. Едва ей исполнился год, он подарил дочке книгу «Как живёт и работает Лев Николаевич Толстой». Возможно, это предопределило её судьбу. Стихи Агния начала писать ещё в школе. И не бросила это занятие, даже когда поступила учиться в хореографическое училище. Но на выпускной пришёл Луначарский, и произошло неожиданное.

– Он посмотрел, как она под музыку Шопена читает своё стихотворение «Похоронный марш» собственного сочинения, и через несколько дней позвал её в Наркомпросс. Луначарский сказал, что она обязательно будет писать… весёлые стихи, чем её очень удивил, и дал ей список книг, которые она должна прочитать, начиная свой путь в литературе. С этого списка она начала, – рассказывала в интервью нашей газете Татьяна Щегляева. – Потом ещё какое-то время не могла решить, для кого она будет писать – для детей или для взрослой публики. И здесь очень большое влияние на неё оказал Маяковский.

Маяковский и Ахматова были кумирами юной поэтессы. Однажды она попала на праздник «Книжкин день» в Сокольниках. Из взрослых поэтов там был Маяковский. Он ужасно волновался, поймут ли дети его творчество. Но и голос его, и стихи произвели завораживающее впечатление. И когда он вернулся за кулисы, то сказал: «Вот это аудитория! Для неё надо писать!». Так она и сделала свой выбор.

Впрочем, даже в детскую литературу путь оказался непростым.

Это вам не «Игрушки»

Свою звучную творческую фамилию Агния взяла от первого мужа Петра Барто. Он тоже занимался в балетной студии и тоже писал стихи. Поженились они, едва им стукнуло 18. Вскоре на свет появился их сын Эдгар (Гарик), но отношения это не укрепило. Муж страшно ревновал жену к её литературному успеху.

После окончания балетного училища Агнию приняли в труппу одного из театров. Но труппа вскоре эмигрировала, а Барто, которая поддерживала советскую власть, решила остаться и сосредоточиться на литературе. Первые её книги были изданы в 1927 – 1928 годах, когда ей было чуть за 20. Они полностью соответствовали идеологии новой власти. Пионеры там то помогают перевоспитаться воришке, то спасают китайского мальчика, не сломленного мировым империализмом. А книга Барто «Братишки» представляла собой колыбельные песни матерей мира, которые жалуются на эксплуатацию и мечтают о революции.

За эту конъюнктуру Агнию Львовну частенько критиковали друзья-коллеги. Чуковский говорил, что её стихам не хватает лиричности. А с Маршаком и вовсе доходило до ссор. «Знаете, Самуил Яковлевич, в нашей детской литературе есть Маршак и есть подмаршачники. Так вот – Маршаком я быть не могу, а подмаршачником не желаю!» – как-то заявила Барто.

Тем не менее, Агния Львовна прислушивалась к замечаниям старших товарищей и в конце концов нашла свой неповторимый стиль. Лиризмом и особой интонацией отличался её цикл «Игрушки», который вышел 85 лет назад, в 1936 году. Правда, на сей раз Барто досталось от чиновников. Сборник едва разрешили к публикации. Сохранился даже протокол собрания, где по поводу знаменитого «Уронили мишку» вынесли резолюцию: «Рифмы переменить, они трудны для детского стихотворения». Но менять что-либо Агния Львовна отказалась.

К счастью, несмотря на такую принципиальнось, ей удалось избежать гонений и репрессий. Только однажды, при Хрущёве, кто-то включил её в списки неблагона­дёжных. Однако ночью фамилия поэтессы чудесным образом исчезла из списка – её вычеркнул кто-то из чиновников, чьи дети воспитывались на стихах Барто.

Саму её не раз упрекали в том, что она поддерживала травлю Чуковского. Она была в числе 20 писателей, подписавших письмо против недостаточно пролетарских сказок Корнея Ивановича. В частности, фразу про «нечистых трубочистов» сочли оскорблением рабочей профессии. Позже она участвовала в исключении из Союза писателей дочери Чуковского Лидии.

Впрочем, Барто была свойственна и настоящая самоотверженность, если она верила в какую-то идею. Особенно это проявилось в годы войны, которая стала для неё и личной трагедией.

«Переводчица с детского»

Тридцатые годы были для Барто временем настоящих перемен. Она развелась с первым мужем и вышла замуж за одного из самых успешных учёных страны, физика Андрея Щегляева. У них родилась дочка Таня.

В годы войны Щегляев как крупный специалист-энергетик получил направление на Урал, в Красногорск, на одну из электростанций, чтобы обеспечить её бесперебойную работу для заводов, которые трудились на фронт.

Агния Львовна с детьми перебралась в Свердловск. Дочка ходила в школу, сын – в лётное училище. Сама поэтесса развила бурную деятельность – писала поэмы и статьи, работала токарем, ездила на фронт в командировки.

Зарплату с завода и полученную литературную премию она перечислила на создание танка.

В 1944 году семья Щегляева и Барто вернулась в Москву из эвакуации. Но пришла беда, откуда не ждали. 4 мая 1945 года её сын Гарик пошёл кататься на велосипеде, и его насмерть сбил грузовик. После этого горя поэтесса надолго ушла в себя, ни с кем не разговаривала и даже не ела. Спасло её только творчество, а также открывшаяся в связи с ним возможность помочь сотням других детей.

В 1947 году вышла её поэма «Звенигород», где были такие строчки: «Только Лёлька не умеет вспоминать, ей три года только…». И ей написал мальчик, который в три года потерял близких. «Я очень хорошо помню, как эшелон ушёл, мой брат запрыгнул, а я остался». А потом к Агнии Львовне обратилась ещё женщина, которая потеряла 8‑летнюю дочку. Поэтесса обратилась в милицию и помогла найти ребёнка. Ей повалили письма: от 50 до 100 в день. И Барто придумала способ, как искать людей по детским воспоминаниям.

– Она отыскивала в письмах такие факты, которые могли помнить и те, кто ищет, и те, кого ищут. Например, как ребёнка клюнул голубь или как ему дёргали зуб. Ведь люди часто даже не знали ни фамилии, ни откуда они родом, потому что терялись и в два года, и в три, – вспоминала Татьяна Щегляева. – По официальным каналам – через милицию, Красный Крест – их было не найти. А она вела передачу по «Маяку», и очень многие откликались. За девять лет работы она соединила около тысячи семей!

Эта работа оказалась не менее важной, чем творчество. А Барто даже получила почётное прозвище – «Переводчица с детского».

И эта роль человека, умеющего сблизить мир детей и взрослых, навсегда осталась с ней и в литературе, и в жизни.