Ян Левченко: «Селфи – одна из самых чистых практик самовыражения»
По идее, в процессе интервью мы с профессором школы культурологии факультета гуманитарных наук Высшей школы экономики Яном Левченко должны были сделать селфи. Остановило лишь то, что во время беседы я оказалась в Нижнем Новгороде, а Ян Левченко – в Москве. Наверное, в ближайшем будущем проблема территориальной разобщенности будет снята: селфи стало настолько важным элементом обычной жизни, что некоторые неудобства для его «производства» непременно будут устранены.
- Ян Сергеевич, вы хотите сказать, что ученые уже всерьез изучают феномен селфи?
- Еще в 2013 году израильский культуролог Габриэль Букобза издал статью с очень характерным названием: «I Instagram therefore I am», то есть – «Я инстаграмлю, следовательно, существую». Это отсылка к известной максиме Декарта «Я мыслю, следовательно, существую», которая до конца двадцатого столетия считалась символом интеллектуальной деятельности человека. Считалось: если человек мыслит, он оформляет мысль – сначала говорит, потом пишет, издает тексты. В общем, как принято было говорить 15 лет назад, порождает «многабукаф». И, кстати, тогда же было принято добавлять – «ниасилил». Это, кстати, то, что можно написать под всеми философскими текстами – от античности до наших дней, — если бы они были выложены в качестве постов в соцсетях.
- То есть такие посты много лайков не собрали бы.
- Дизлайки бы преобладали! И связано это, конечно, не с тем, что философы оторваны от жизни, а люди все тупые или наоборот – слишком smart. Дело в достаточно быстром изменении языка интеллектуальной деятельности. Не случайно в конце 20-го столетия возник термин «визуальный поворот», который и характеризует изменения в гуманитарных науках.
- Визуальный поворот? Что это значит?
- Визуальные феномены начали преобладать в самой культуре: сначала кино и телевидение, потом – интернет в компьютере, наконец, – интернет в смартфоне. Аналитика не смогла это игнорировать. Поэтому и селфи изучают на серьезном академическом уровне, равно как спорт, кухню, путешествия, стили одежды как социальные коды и т. д.
- И к чему пришли ученые, занимающиеся культурной аналитикой? Мне, например, очень печально, что тексты уходят в прошлое… Потому что мне-то удобнее воспринимать мир через буквы, а не через картинки и видео.
- Текст не уходит в прошлое – он, скорее, вынужден потесниться. По ряду технологических причин до недавнего времени человечество передавало информацию в основном через буквы. А сейчас люди пользуются видео даже в мессенджерах – не потому, что они разучились писать, а потому, что одно подмигивание в мессенджере стоит целого абзаца. Визуальная культура более насыщенна. Единичный визуальный образ содержит в десятки раз больше информации, чем слово языка и даже предложение, пытающееся этот образ описать.
- Ну всё, я перестаю удивляться, почему у блогеров на YouTube подписчиков в разы больше, чем в ЖЖ или на Фейсбуке.
- Да, воспринимать плотный информационный поток и быстро на него реагировать удобнее, когда этот поток визуален. Это намного меньше ломает, чем разбираться в безграмотном синтаксисе – который, кстати, закономерно культивируется сетью. И это – правильно.
- Безграмотный синтаксис – правильно? Вы понимаете, что на этих словах умер как минимум один несчастный граммар-наци?
- Не нужно заставлять людей писать грамотно, если это избыточно – культура сама выберет, что ей удобно. Поэтому институт русского языка и собирается каждый год пересматривать нормы, и делает это с готовностью. Так вот, если синтаксис самоценен (например, вы пишете хорошее литературное произведение), это одно. А если нужно быстро поднять хайп, синтаксис – это совсем не то, что позволит его устроить. Хайп – то, что должно взрываться и летать, и визуальность здесь помогает.
- Ян, давайте вернемся к селфи.
- Давайте. Селфи – одна из самых «чистых» практик самовыражения. Если в 19‑м столетии человек заказывал автопортрет (и должен был для этого обладать достаточным капиталом), то с середины 19-го столетия практически любой человек мог сделать собственную фотографию. Демократизация образа привела к тому, что в течение 20-го столетия образ все больше отрывался от своего носителя. Совершенно не важно, идентичны вы своему облику или нет. Главное, чтобы было живо, увлекательно, прикольно. Никто не видит в этом дьявольщину, как Оноре де Бальзак видел ее в фотографии. И селфи позволяет, в отличие от обычной аналоговой фотографии, получить снимок мгновенно – и мгновенно же его разослать по тысячам подписчиков. Сейчас вы можете вертеть своим изображением как хотите, не выходя из-за руля автомобиля. Для концентрации на дороге это не очень хорошо, но в бесконечной московской или нижегородской пробке – почему нет?
- Да люди сериалы в пробках смотрят.
- Или пририсовывают уши своей аватарке. Если 10 лет назад на лекциях студенты фотографировали друг друга и посылали снимки через mms, то теперь этот тренд – далеко в прошлом.
- А что сейчас в тренде? Делать селфи?
- Это даже не тренд, это естественное состояние, признак того, что процесс самофотографирования вступил в индустриальную фазу (неощутимую и безусловную для обычного человека). Мы не воспринимаем это как новацию. Для нас сделать селфи – как почистить зубы или съесть круассан. Кстати, съесть круассан – когда-то это тоже было событием для советского человека. А современный тинейджер даже не заметит разницы между словами «круассан» и «булочка» — они для него одинаково родные.
- Так что там с современными трендами?
- Я бы отметил закономерность: чем сложнее гаджет, чем более высоколобая команда работает над его созданием, тем проще им пользоваться. Это и есть признак четвертой индустриальной революции, сделавшей неощутимым ежедневное расширение человека до пределов, которые не мог вообразить человек конца 20-го столетия. Тогда мы не могли и помыслить о том, что сегодня делаем не задумываясь.
- А ведь даже 10 лет назад мы не могли представить, что интернет будет так же необходим, как кислород.
- Человек больше не может проехать на машине по дороге, используя бумажную карту-«двухкилометровку». Он припаркуется и будет стоять под аварийкой, мучительно изучая атлас – и потом плюнет и развернется. Нас сегодня все время кто-то ведет. И мы, конечно, с одной стороны, охвачены паранойей по поводу «большого брата», а с другой…
- Сами охотно предоставляем ему информацию о себе.
- Ну а чего? Либо мы готовы к тому, что наша приватность все время нарушается, либо…
- К Агафье Лыковой в тайгу?
- Или к швейцарским меннонитам на Восточное побережье США: они называются амиши, до сих пор живут без электричества и пользуются гужевой тягой.
- Нет, я лучше с навигатором на работу – чтобы пробки объехать.
- Именно. Понятно, что современный человек, оказавшийся в мире без интернета и даже без электричества, приспособится и выживет. Но нет смысла отказываться от гаджетов, если человек живет в мегаполисе или мета-городе.
- Мета-городе?
- Например, в Москве. Мегаполисов в стране достаточно много: Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск, даже Петербург остается просто большим городом… Мета-город, аналогичный Сингапуру, у нас только один – Москва.
- Ян, скажите честно: вы сами селфи делаете? Или только изучаете их?
- Конечно, можно изучать селфи и его не делать – например, стиховеды в основном принципиально не пишут стихов. Но я делаю.
- Ну, например, мой муж за всю свою жизнь не сделал ни одного селфи – не то, чтобы он принципиально против, мне кажется, ему просто не приходит это в голову.
- Это другой вопрос. Есть люди, которым это не нужно. Я тоже за свою жизнь не сыграл ни в одну компьютерную игру. Помню, однажды это признание привело к обмороку одного студента. Он, конечно, лишь сделал вид, что теряет сознание, но молодой человек действительно не знал, как выразить степень своего изумления. То есть для него список обязательных признаков человека включал в себя владение компьютерными играми. Так вот, делание селфи – это не признак человека. А использование гаджетов – да, это уже обязательный признак. Потому что если современный человек вынужденно оказывается в ситуации, когда гаджетов нет – у него начинается робинзонада.
- А что будет дальше – после того, как мы все заселфимся по тридцать тысяч раз?
- У меня достаточно скучная трактовка ближайшего будущего – все эволюционные преобразования, которые происходят с человеком, все его технологические расширения и проекции приведут к тому, что наши виртуальные и материальные «протезы» станут совершенно обычным делом. Разница между виртуальностью и материальностью сомнительна. Мы не можем сказать, что мир, который построили в интернете – не существует. Знаменитый медиафилософ Мануэль Кастельс в одной из своих книг еще в начале 2000‑х году говорил, что виртуальный мир уже не виртуален – потому что компьютер управляет дамбами в Амстердаме, и именно поэтому Амстердам забыл о наводнениях. В ближайших планах цивилизации – радикальный инжиниринг человеческого тела. Люди уже способны ставить спортивные рекорды, не обладая конечностями. Человек на протезах обгонит того, кто побежит на своих ногах. А человек на протезах рук подтянется столько, столько не выдержит даже самый накачанный бицепс. Компьютер, который часто обвиняют в том, что он лишает нас антропологического измерения, на самом деле часто помогает нам его снова обрести. И это означает: единственная беда, которая с человечеством действительно может произойти – это непредсказуемый техногенный сбой, катастрофа. Все остальное человечество стерпит, переработает и выйдет победителем.
Редакция выражает благодарность Государственному центру современного искусства «Арсенал» за помощь в организации интервью.
Редакция выражает благодарность за предоставленные фотоматериалы Музею Москвы, Алексею Чернякову и Ивану Вдовину.
