В годы Великой Отечественной войны заготавливать лес в силу тяжелых условий труда не случайно призывали, как на службу в армию. Об этом свидетельствуют документы и записанные воспоминания очевидцев, хранящиеся в Пижемском лесхозе Тоншаевского района.

План заготовок лесхозу в военное время устанавливался от имени ГКО (Государственный комитет обороны), Горьковского обкома ВКП (б), облисполкома и был расписан на каждый квартал, хотя основная нагрузка на лесозаготовителей ложилась на сезон с октября по апрель. Так, дров для железнодорожного транспорта надо было заготовить 14 тысяч кубометров (ими топили паровозы), вывозка (с учетом летней заготовки) – 19 тысяч кубометров, произвести авиафанеры (самолеты были только деревянные, цельнометаллические выпускались позднее) – 150 кубометров, рудничной стойки (применялась в угольных шахтах) – 1100 кубометров, ружейных болванок (из них делали ложа для винтовок, автоматов и пулеметов) – 100 кубометров.

Для администрации лесхоза, равно как для всех его рабочих и служащих, выполнение плана считалось непреложным законом, и за срыв его все несли ответственность по законам военного времени. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. за прогулы, опоздания на работу на 15 минут работники привлекались к уголовной ответственности.

Можно представить, с каким трудом лесхозу приходилось справляться с такими заданиями. Надо учитывать, что механизации никакой не было. При заготовке использовались только двуручные и лучковые пилы, топоры; на вывозке – лошади, на погрузке в качестве такелажной оснастки – веревки и цепи. Голодные рабочие с огромным напряжением сил выполняли установленную для них норму выработки: на заготовке – 2 кубометра в день, на вывозке – 3 кубометра. В таком режиме все военные годы трудились в трех лесничествах, находящихся в зоне железной дороги, – Тоншаевском, Пижемском, Шертковском.

Лесхозам спущенные сверху планы выполнить своими силами, как бы ни напрягались лесорубы, было практически невозможно. Понимали это и те, кто эти планы устанавливал, и не случайно постановлением комитета ВКП (б) и рабисполкома сельским советам предписывалось в помощь лесхозам выделить колхозников, лошадей на период октябрь-апрель. Этих колхозников называли мобилизованными. Так, Увийский сельсовет обязан был предоставить «пеших – 31, конных – 38, Тоншаевский – 20, Судаковский – 24 и 19, Майский – 22 и 21, Шукшумский – 12, Одошнурский – 15».

Каждый мобилизованный колхозник обязан был выполнить за сезон, рассчитанный на октябрь-март: «пеший – 120 ежедневных норм выработки, возчик с лошадью – 100». Каждый мобилизованный вводился в штат лесхоза, освобождался от призыва в Красную армию до апреля, жил в общежитии лесхоза. Мобилизованным напоминали, что и они несут ответственность по законам военного времени. В свою деревеньку, которая хотя и была рядом, он мог попасть в качестве исключения и только по разрешению директора лесхоза. Самоволка приравнивалась к дезертирству.

Понятно, что руководители колхозов отпускали на лесозаготовки не самых лучших своих работников, да и лошадей выбирали послабее, создавая таким образом лесхозам проблемы.

Условия проживания мобилизованных колхозников были отнюдь не привилегированными. При посещении общежития директор Пижемского лесхоза, в частности, отмечал: «Налицо имеются большие недоделки. Техники не знают своих обязанностей. Двери общежития не заперты, кадки не имеют воды, отсутствуют умывальники. Коечные тюфяки без сена, соломы, нет кипяченой воды, баня не действует, для конюшни нет фонарей».

Тяжелые условия труда и необустроенный быт привели к тому, что 17 декабря 1943 года часть мобилизованных колхозников дезертировали и разбежались по своим деревням. Это был бунт со всеми вытекающими последствиями.

Военные годы запомнились для тех, кто в тылу трудился на победу, самым настоящим голодом. Поддержать силы работников лесхозов и мобилизованных скудным пайком едва удавалось. Всем привлеченным к выполнению заданий по заготовке, вывозке, погрузке дров, а также ИТР при выполнении месячных планов выделялось на человека в месяц за наличный расчет по предъявленным талонам: хлопчатобумажные ткани – 5 метров, мыло хозяйственное – 1 кусок (400 граммов), спички – 3 коробка, масло растительное – 300 граммов, для курящих – 100 граммов махорки, 1 пачка сигарет «Богатырь», для некурящих – 500 граммов кондитерских изделий, мясо, рыба – 1,8 килограмма, сахар – 400 граммов, водка – 0,5 литра, соль – 400 граммов, чай – 25 граммов, хлеб – 400 граммов в день.

Стахановцам и рабочим, перевыполнявшим нормы выработки, устанавливалось дополнительное питание. Эти нормативы со временем изменялись в сторону сокращения. Как правило, отоваривали карточки и талоны с опозданием, нередко только за предыдущий месяц. Мобилизованные колхозники за досрочное выполнение месячного задания получали от руководства благодарность и отпуск на несколько дней.

Основной тягловой силой на лесозаготовках была лошадь. На лесничих возлагалась ответственность за состояние, кормление, уход и использование на работах лошадей мобилизованных колхозников. По всем случаям неправильного использования животных составлялись акты для привлечения виновных к уголовной ответственности. Например, объездчик Шертковского лесничества за использование колхозных лошадей в личных целях был уволен с работы, и материалы на него были направлены в прокуратуру.

Настоящей проблемой для лесничих являлось кормление лошадей, хотя в лесничестве и было подсобное хозяйство с сельхозугодиями в 42 гектара. Но урожай 1943 года был низкий: зерновых собрали 9 центнеров с гектара, картофеля – 100 центнеров.
Намеченные мероприятия по увеличению урожайности на 1944 год положение дел должны были исправить. Однако в июне 1944 года начальник Тоншаевского РОУ НКВД создал комиссию по проверке Верхнеунженского, Ошминского, Шертковского лесничеств по итогам сельхозработ за 1943 год. Проверка закончилась тем, что лесничие и бухгалтера этих лесничеств были привлечены к уголовной ответственности.

При проверке служебных наделов лесной охраной Пижемского лесничества было выявлено, что «в квартале 187 лесником И.М. Поплаухиным посеяно овса сверх установленной нормы 0,5 га – 0,715 га. В том же квартале самовольно посеяно работником Унженского участка Г.Н. Созиновым 0,28 га овса, в квартале 151 лесником того же участка Крашенинниковым посеяно овса 0,02 га». Лесничим поручалось изъять у рабочих собранный урожай в пользу подсобного хозяйства. А на рабочих были составлены акты и отправлены в прокуратуру. Казалось бы, наоборот, засеяв участки на неудобьях, люди рассчитывали получить дополнительный урожай, тем более что зерно было необходимо и лошадям, и голодающим семьям лесорубов. Но неучтенные планом посевы приравняли к припискам.

Бывали и такие приказы: «Лесничему Шертковского лесничества И. Женихову и Тоншаевского лесничества И.И. Никольскому необходимо следовать примеру лесничего Пижемского лесничества Кислицына по организации труда мобилизованных лесорубов и возчиков на досрочное выполнение месячных заданий». А заданиями устанавливалось еще и строительство «улучшенных рационализированных» дорог. Они создавались из отходов лесозаготовок, которые укладывали в колеи и выравнивали снегом, поливая при этом водой. Зимой они прочно схватывались морозом. Мобилизовывались на такие работы леозаготовители, как правило, во время проведения «фронтовых месячников».

Поощряли за выполнение и перевыполнение принятых на себя социалистических обязательств и за ударную работу во время «фронтовых месячников» головными женскими платками. Они были неплохим подарком женам и дочерям.

В существующем при лесхозе Отделе рабочего снабжения (ОРС) приобрести промышленные и продовольственные товары можно было только по талонам. Соблазн продать что-то «из-под полы» в магазинах и ларьках ОРСа остужало постановление ГКО, которое грозило лицам, допустившим хищения собственности, уголовным преследованием. К тому же они обязаны были возместить стоимость похищенного в пятикратном размере. Материалы ревизии ОРСа того времени свидетельствуют, что это были не просто угрозы – всё считалось до грамма и сантиметра. В одном ларьке не хватило 1 литра керосина, в другом – 600 граммов рыбы, 250 граммов сахара, в магазинчике – 1 кг мяса. Судили растратчиков по законам военного времени.

Наказывались руководители и работники лесхоза и за несоблюдение требований по охране природы. «В связи с выявлением случаев плохой очистки мест рубки и оставленных куч несожженных порубочных остатков всем лесничим в десятидневный срок организовать проверку и осмотр в натуре лесосек, разрабатываемых лесозаготовителями. Результаты осмотра оформить актами и предоставить директору», – гласит один из изданных в то время приказов. За его неисполнение предполагалось наказание, которое по нынешним временам может показаться чересчур жестоким. Жестокими были и многие методы хозяйствования в то время. Хотя, как рассказывали сами участники «фронта в тылу», это было оправданно. Жесткая дисциплина, требовательность помогли советскому народу выстоять в самой кровопролитной и безжалостной войне.

Александр СОШКИН.