Консерватизм
На прошедшем в минувшую субботу ХI съезде «Единая Россия» наконец-то определилась с наименованием своей идеологии, выбрав одно из общепринятых в мировой политической практике политико-идеологических течений — консерватизм. Тем самым на словах признав то, чем она, по сути, давно уже является на деле. У нас есть четко атрибутируемые либералы, давно уже закрепившие за собой это наименование. У нас есть социалисты, в том числе и совершенно неправомерно называющие себя коммунистами. И вот теперь у нас де-юре появились и консерваторы, которые на самом деле были всегда, но только сейчас объявили о своей идеологической позиции вполне открыто, осознанно и публично. Ложная дилемма Первый вопрос, который поспешили задать сторонние, но заинтересованные наблюдатели — как курс на заявленный в субботу партией консерватизм соотносится с курсом на заявленную президентом Дмитрием Медведевым модернизацию? Очевидно, что консерватизм — это то, что призвано сохранять уже существующее, тогда как модернизация призвана это самое существующее обновлять и улучшать. На возникшую дилемму старательно указывали все не слишком щепетильные противники нынешнего режима. На самом деле дилемма эта ложная. Ведь в чем суть? Суть в том, что именно требуется сохранять и что именно обновлять? Очевидно, что с одними и теми же вещами нельзя делать и то, и другое. И даже не в силу личной прихоти или субъективной заинтересованности, а просто в силу объективных обстоятельств. Что-то поддается обновлению и улучшению, что-то — нет. Можно ли улучшить качество автомобилей тольяттинской сборки? Можно. Вперед, к модернизации. Можно ли улучшить «Евгения Онегина»? Нет, и не пытайтесь. Это совершенство можно только беречь и сохранять, о чем примерно и говорил Борис Грызлов, озвучив главный лозунг партии — сберечь и приумножить. Сберечь лучшее и приумножить его. Это как раз в духе и стиле консерватизма. Консерватор ведь не враг прогресса. Просто он четко отделяет то, что требует модернизации, от того, что не требует. «Работает — не улучшай» — лозунг не только советской оборонки, но и всех консерваторов. По сути, консерватор — это хорошо подумавший революционер. Революционер видит, что что-то в стране не так, и тут же полагает, что в этом виноваты власть и общественное устройство. Стало быть, полагает он, достаточно сменить и то, и другое, и все придет в норму и полный порядок. Консерватор тоже видит, что что-то не так. Но причины безобразий, полагает он, не только и даже не столько во власти и общественном устройстве, сколько в человеческой природе. Стало быть, и менять нужно, по мысли консерватора, не власть и строй, а нравы и психологию. Чего априори невозможно добиться революционным порывом, а только кропотливой каждодневной работой на постепенное планомерное улучшение. «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений» — это кто? Это Пушкин, «Капитанская дочка». Да, было: рвался на Сенатскую площадь, завидовал и сочувствовал декабристам, многие из которых были его друзьями. Но прошло немного лет, и умудренный Александр Сергеевич отвергаеть всякие революций, восстаний, бунтов и переворотов, признавая, что «лучшие и прочнейшие изменения… происходят… без насильственных потрясений». Это консерватизм чистейшей воды, «Единой России» стоит сделать эти пушкинские строки своим главным лозунгом и предвыборным слоганом. Модернизация без революций Сейчас все увлечены модернизацией. Кто-то словом, кто-то процессом. Нет сомнений, что в России сейчас очень многое нуждается в очень серьезной модернизации. Вопрос — как и кто ее будет проводить? Этот вопрос задала в понедельник президенту Элла Памфилова, и президент недвусмысленно ответил: все мы. Все заинтересованные люди. Это очень хорошо отличает консерватора от революционера. Консерватор полагает, что в преобразовании и улучшении общества, если оно действительно назрело, должны участвовать все. Революционер убежден, что большая часть общества — инертное быдло, которое всегда будет сопротивляться любым преобразованиям, и которое нужно не слушать и убеждать, а ломать и заставлять, силой ведя за собой в светлое будущее. В этом случае консерватор куда более демократичен, нежели революционер, хотя последний и провозглашает революцию во имя интересов большинства. На самом деле революция осуществляется малыми группами во имя интересов агрессивного меньшинства, которое понимает, что добраться до власти и денег при существующем порядке оно не сможет, поэтому и ломает эти самые порядки, чтобы утвердить собственные. Если же мы заботимся не об интересах меньшинства — неважно какого, правящего или оппозиционного, — а об интересах большинства, в идеале — интересах всей страны, то консерватизм — это именно то, что нужно сейчас России. Во-первых, консерваторы не приемлют никаких социальных потрясений и насильственной смены власти. Уже хорошо, целее будем. За последние сто лет Россия пережила две полноценные революции, обернувшиеся невиданными потрясениями. Третья нас попросту доканает. Нам бы не новую революцию сейчас затевать, а от прежних оправиться. Очевидно, что консерваторы, которые сейчас у власти, годятся для этого более, чем либералы и социалисты, которые сейчас в оппозиции. Во-вторых, консерваторы — это люди, которые очень хорошо умеют проводить технологическую модернизацию без потрясения социальных и политических основ государства. Вспомним английских тори XVIII-XIX вв., вспомним российских императоров ХIХ в., вспомним современных китайских коммунистов. Технологическая модернизация — это тот вид модернизации, против которого консерваторы никогда не возражали. Невероятный технологический скачок Великобритании в XVIII-ХIХ вв., был осуществлен не революционерами, а теми же лордами-аристократами при сохранении основ монархического строя. Технологическая модернизация России при императорах Александре II, Александре III, и Николае II была по совокупному потенциалу ничуть не меньше петровской или большевистской, но обошлась она не в пример дешевле — без всякой крови, ломок и потрясений. Про нынешнюю китайскую модернизацию и говорить не стоит. Сохраняя основы существующего строя, китайцы так резво рванули вперед в экономическом и технологическом плане, что никаким горбачевским перестройщикам за ними не угнаться. Итак, если нам нужна экономическая и технологическая модернизация, причем без большой крови и страшных жертв, лучше поручить это дело консерваторам. Если же нам нужно не экономическое обновление, а социально-политическое, то тогда, конечно, лучше доверить это дело революционерам. В‑третьих, консерваторы вполне способны даже на социально-политическую модернизацию, при условии, конечно, что она проводится не одномоментными законодательными актами, а постепенной эволюцией всей государственной системы. Консерваторы ждут, когда накопится критическая масса недовольных существующим положением дел, и только тогда идут на обновление и замену вполне определенных устаревших частей в социально-политическом устройстве. Они не ломают все подряд, дабы все выстроить заново, они проводят плановый технический ремонт. Или, если воспользоваться другой аналогией, не тянут ребенка за волосы, чтобы он быстрее вырос, или уж, тем более, не ставят его на ходули, а назначают усиленное питание, занятия спортом и прочие развивающие и догоняющие упражнения. Консерватор никогда не пойдет ради модернизации против природы. Революционер идет на это всегда. В этом их принципиальное отличие. Принципиальные отличия Между революционерами, к которым откровенно принадлежит часть нынешней либерально-радикальной тусовки, и консерваторами, значительная часть которых либо находится во власти, либо поддерживает ее, существует еще целый ряд принципиальных отличий. По которым их легко атрибутировать и никак нельзя спутать, что облегчает выбор как избирателям, так и всем заинтересованным гражданам. Консерватор — ярый идеолог и надежнейший оплот частной собственности. Человек, который демонстрирует все остальные отличительные признаки консерватора, но не проявляет уважения к частной собственности, консерватором не является. «Мой дом», «моя машина», «моя земля», «моя компания» — главные словосочетания любого консерватора, по ним его легко можно вычленить и узнать. Что сразу и резко отделяет консерватора от всех левых — социалистов, коммунистов, анархистов, и прочих «-истов». Не менее резко отличается консерватор и от либералов, но здесь уже разделения проходят по другому принципу. Консерватор всегда религиозен и признает примат Бога над человеком. Либерал тоже может быть верующим, но в основе либерализма как идеи всегда стоит примат личности над Богом. Консерватор полагает, что в паре «Бог-человек» главным является Бог, и жизнь, как личную, так и общественную, надо строить в соответствии с божьими заповедями. Либерал считает, что в паре «Человек-Бог» главным является человек, который и устрояет жизнь, исходя из собственных принципов и воззрений. Отсюда столь резкие разногласия у консерваторов с либералами и социалистами по вопросам веры и религии. Консерватор всегда националист. Не в том смысле, что он постулирует расовое или какое-то иное превосходство своей нации над другими, а в том, которое противоположно слову космополит. Кто угодно может утверждать, что «где хорошо, там и родина», но только не консерватор. Консерватор думает, а скорее чувствует по-другому. Для него хорошо только на родине, а если что-то и не устраивает, то естественным выходом для него является не эмиграция, а исправление ситуации. Улучшение и облагораживание той земли, которая дорога не потому, что хороша и красива, а потому что родная. Словом, «Родина… Пусть кричат: «Уродина!», а она нам нравится». Консерватору она не просто нравится. Он делает все, чтобы она перестала быть «уродиной». Хотя бы в его собственных глазах.
