Обратная связь

Российскую власть часто упрекают в безразличии и пренебрежении к общественному мнению. Часто упрекают заслуженно. Не столь уж редко и напрасно. Но вообще-то, по большому счету, власть всегда слышит голос общества и народа. Вопрос в том, кто и как его подает. И как его потом интерпретируют. Вот с этим иногда возникают проблемы. Дело в том, что надо говорить достаточно громко, чтобы тебя услышали на самом верху. И говорить надо не одному, а вкупе с единомышленниками. Десятками, сотнями, тысячами. Лучше всего десятками и сотнями тысяч. Еще лучше не говорить, а делать. Или не делать. Властный «барометр», улавливающий общественные мнения и настроения, мог бы поспорить в чувствительности с лучшими томографами. Это, конечно, не всегда так, но к нынешней российской власти это относится точно. Общественные настроения ею улавливаются превосходно и фиксируются с педантичностью лучших бухгалтеров. Вопрос в том, как и на что именно она реагирует. Отслеживая события и процессы последних лет, можно заметить, что власть старается никогда не допускать превышения критической массы недовольных. Точнее сказать, активно недовольных. Но далеко не все из них готовы тем или иным образом активно выражать свое недовольство — ходить на митинги, собирать демонстрации, споспешествовать оппозиции, готовить бунты и т. д. Есть недовольные, которые просто сидят на кухне и бубнят за кружкой пива про «антинародную власть». И они не опасны. И если их особо не раздражать, то они так и останутся безопаснее дрессированных хомячков. Есть недовольные, которые готовы выходить на улицы и производить действия, так или иначе направленные на смену власти. Это либо убежденные противники власти, которые всегда будут недовольны ею, что бы она ни производила, либо настолько серьезно пострадавшие от власти, что их обида и гнев превышают чувство инстинктивного самосохранения, как личного, так и общественного. Таких немного, и, пока их немного, они тоже не очень опасны. Опасность заключается в превышении некоей критической массы, когда недовольство существующим положением дел выгоняет на улицы даже пассивно недовольных и они становятся удобным инструментом для смены власти и режима в руках активно недовольных. Гениальность — по-другому не скажешь — нынешней власти в том и заключается, что она с удивительной точностью и ловкостью реагирует на локальные запросы большинства с тем, чтобы отсечь его от радикального меньшинства и иметь право игнорировать куда более кардинальные требования и запросы этого самого меньшинства. Таким образом, критическая масса общественного недовольства в России никогда не превышается и, к сугубому разочарованию активно недовольных, нынешняя ситуация в России весьма далека от предреволюционной. Тут, правда, стоит ввести еще одну градацию. Активно недовольных стоит поделить на две группы: тех, кто стремится исправить непорядки в рамках существующего строя, не замахиваясь на кардинальную смену власти, и тех, кто видит свою миссию исключительно в свержении власти и смене общественно-политического строя. Очевидно, что умная власть предпочтет идти на те или иные контакты и компромиссы с первыми, дабы изолировать и обезопасить вторых. Это не всегда и не у всякой власти получается, но у нынешней власти — вполне. И президент, и премьер-министр периодически проводят встречи с лидерами системной оппозиции, с известными общественными деятелями, может быть, и настроенными несколько критически по отношению к власти, но готовыми ради положительного результата работать вместе с нею, а не ругаться и уж тем более не драться. И таковых деятелей куда больше, нежели радикальных крикунов, не знающих иного лозунга, кроме как «долой!». И потому что власть столь вежлива и внимательна к ним, готова их слушать и приглашать к совместной работе, они, оставаясь вне власти, не становятся против нее и радикальное меньшинство по-прежнему остается меньшинством в рамках статистической погрешности. Это очень важное и тонкое чувство — чувство меры. Не у всякой власти оно есть, не всем государственным деятелям дается. Это нужно всегда знать, когда можно уступить, когда нельзя. Это только так говорится, что «Глас народа — глас Божий»; на самом деле, если Господь когда что и говорит, то лишь через конкретных пророков, а не через многоголосую толпу. Народ может ошибаться, народ может поступать вопреки здравому смыслу. Это уже было, это уже доказано, нет надобности возвращаться к очевидному. И поэтому очень важно для правителей отличать естественные и оправданные чаяния и требования людей от опасных и неразумных. Люди есть люди, каждый преследует собственные интересы. Далеко не всегда эти интересы совпадают с общественными и государственными, и далеко не всякий может найти разумный баланс между ними. К чести нынешней власти, можно сказать, что ей это, хоть и не без срывов и не без ошибок, все же в значительной степени удается. Вот на рубеже веков был активный общественный запрос на кардинальное решение чеченской проблемы. Этот запрос не всеми учитывался и признавался, но те, кто «просчитал» его, попали в тренд и встали у руля власти. Ради решения чеченской проблемы и в рамках общей борьбы с терроризмом большинство согласилось на известное «закручивание гаек», как в государственном механизме, так и в общественном устройстве. Только потому, что большинство было согласно, это «закручивание» и удалось осуществить без больших проблем и потерь, несмотря на активное противодействие весьма ограниченного меньшинства. Обществом был послан четкий сигнал, и власть его вполне уловила. Потом были другие сигналы, не менее очевидные, к которым власть прислушивалась с разной степенью внимательности и успешности. Когда случилась катастрофа с подлодкой «Курск», власти не смогли отреагировать с достаточной степенью оперативности и эффективности и попали под жесточайший огонь критики и пресс глухого общественного недовольства. Этот урок был учтен, и на следующие катастрофы власть реагировала моментально, хотя и по-прежнему не всегда эффективно. Но это прощалось, не прощалось равнодушие и промедление. Власть это учитывает и начинает реагировать на чрезвычайные ситуации, в том числе и на медийном уровне, в первые же минуты после происшествия. Случилась катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС — и в тот же день собирается оперативное совещание на высшем уровне, и министры, и премьер лично летят на место аварии разбираться в ситуации. Произошло покушение на президента Ингушетии Евкурова — и спустя несколько часов следует немедленная реакция президента Медведева и он лично посещает раненого Евкурова в госпитале, и вслед за ним туда же едет премьер Путин. Взрывы на Ульяновском арсенале, десять погибших — и то, что раньше простилось бы как обычная халатность, сейчас вызывает непривычно жесткую реакцию президента и громкую отставку высокопоставленных военных. Катастрофа с «Невским экспрессом» — и, несмотря на выходные, все высокопоставленные чиновники сидят на рабочих местах, лично разруливая ситуацию. Людям импонирует, что большие чиновники, а лучше лично руководители государств, принимают участие в ликвидации последствий катастроф, хотя в иное, более спокойное время, они прекрасно понимают, что чем меньше на месте катастроф больших начальников, тем легче и спокойнее работать специалистам. Но запрос есть запрос, и власть это понимает и действует в соответствии с ним. Власть, впрочем, чувствует не только положительную, но и отрицательную реакцию и корректирует и даже порой отменяет свои планы в ответ на нее. Была очень острая негативная реакция на закон о монетизации льгот, и власти пришлось пойти на весьма значительные уступки и корректировки. Такую же негативную реакцию вызвал ЕГЭ, и хоть он до сих пор не отменен, но на ряд уступок пришлось пойти и по нему. Про недавнее повышение, а потом отмену повышения транспортного налога и говорить нечего. Недовольство только начало набирать обороты, но оказалось настолько явным, что власти не стали даже дожидаться каких-либо более активных действий со стороны общества. В общем, получается. Получается пока реагировать на сигналы снизу, не потакая при этом радикальным элементам, стремящимся расшатать ситуацию, но и не отгораживаясь от общества глухой стеной непонимания и высокомерного презрения.