Ошибка Колчака: что бывает, когда человек занят не своим делом

Мне кажется, что всё дело в личности адмирала, который просто занялся не своим делом. Это и загубило не только самого Колчака, но и всё белое движение в Сибири и на Дальнем Востоке.

Морская душа

Чтобы не быть голословным, обратимся к фактам. Александр Колчак с детства мечтал о море. И его мечта сбылась – будущий адмирал окончил петербургский Морской кадетский корпус. После выпуска из корпуса он избрал службу на далёком Тихоокеанском флоте. Молодой офицер на фрегате «Крейсер» исходил всю северную часть Тихого океана, вёл промеры глубин, наносил на карту очертания береговых линий, участвовал в нескольких полярных экспедициях. За эти исследования Колчак был удостоен Большой золотой медали Русского географического общества, что по статусу приравнивало морского офицера к членам Академии наук. Успешно участвовал он и в русско-японской войне, командуя морской батареей при обороне Порт-Артура, за что был награждён золотым Георгиевским оружием – одной из высших наград Российской империи.

После окончания этой войны Александр Васильевич вошёл в группу специалистов, которых военное министерство пригласило для проведения необходимых реформ в армии и на флоте. Капитан 1‑го ранга Колчак, в частности, разрабатывал схемы морского минирования. Его наработки во всём мире были признаны лучшими. Именно успешное минирование Балтийского моря в начале Первой мировой войны принесло ему новую славу и адмиральские погоны.

Как оказалось, командование Минной дивизией Балтийского флота было потолком успешной колчаковской карьеры. Кто-то при дворе царя Николая Второго решил, что Колчак способен на большее, и молодого адмирала поставили командовать целым Черноморским флотом. Увы, это оказалось роковой ошибкой…

Человек весьма нервный

Быстро выяснилось, что к такой нагрузке Колчак не готов, что при столкновении с трудностями он сильно нервничает и делает при этом очень грубые ошибки. Вот что вспоминал об адмирале комендант крепости Севастополь генерал Фёдор Петрович Рерберг:

«В первый же день нашего знакомства на вокзале он мне не понравился: производил впечатление человека весьма нервного, принимавшего позы и жесты не натуральные, а как бы обдуманные, и это производило тяжёлое впечатление; у него совершенно не было позы барина и высокого начальника, спокойно сознающего свою власть и силу, в чём я потом убедился, видя, как он раздражался по пустым вопросам и начинал горячиться и кричать, швыряя телефонную трубку или пресс-папье в случаях, когда достаточно было приказать, и приказание было бы исполнено».

Однажды, в канун зимы 1916 года, Рерберг обратился за содействием к адмиралу с просьбой помочь населению Севастополя и гарнизону крепости с топливом. Генерала Колчак лично не принял, а через адъютанта передал следующее: «Скажите вашему коменданту, что командующий флотом приехал в Севастополь руководить боевыми действиями флота и разить врага в открытом бою, а не заниматься поставками какого-то топлива для какого-то там населения… Если к нему будут приставать и надоедать с какими-то тыловыми вопросами, то он, Колчак, сумеет каждому показать свое место и круг его ведения!».

И ведь это говорил человек, которому вверено было не только командование флотом, но вообще вся жизнь главной его базы на Чёрном море! Впрочем, и флотом он командовал так себе.

Именно при Колчаке при до сих пор не выясненных точно обстоятельствах прямо на севастопольском рейде взорвался флагман флота – линкор «Императрица Мария». Именно при Колчаке среди матросов совершенно безнаказанно велась революционная пропаганда – по свидетельству Рерберга, Колчак запретил местным жандармам пресекать эту пропаганду, явно заигрывая с революционными настроениями. Уже после февральской революции он даже пытался играть роль «революционного командующего», однако летом 1917 года вступил в конфликт с разбушевавшейся народной стихией и ушёл в отставку – очень нервно и истерично.

Брестский мир с Германией 1918 года, который заключили пришедшие к власти большевики, адмирал встретил очень враждебно, чуть ли не как личное оскорбление. В этот момент Колчак находился за границей, куда командировало его Временное правительство. В порыве гнева адмирал отказался признавать Брестский мир и выразил готовность воевать и дальше, перейдя на британскую военную службу. Впоследствии этот его поступок станет основой для мифа о том, что Колчак якобы стал агентом британской разведки. На самом деле это, конечно же, было не так – просто Колчак настолько слепо преклонялся перед Западом, что готов был отстаивать его интересы где угодно и как угодно. Что, кстати, и стало его роковой ошибкой.

Правитель Омский

Весной 1918 года Колчак объявился на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, где попытался возглавить местные антисоветские белые отряды. Но ничего не вышло. Как потом вспоминал один из командиров таких отрядов, атаман Забайкальского казачьего войска Григорий Семёнов: «Свидание наше вышло очень бурное, и мы расстались явно недовольные друг другом… От этой встречи с адмиралом у меня осталось впечатление, как о человеке крайне нервном, вспыльчивом и мало ознакомленном с особенностями обстановки на Дальнем Востоке».

Как и летом 1917 года, Колчак снова на всех обиделся и уехал. Осенью 1918 года адмирал направился через Сибирь на юг России. Он намеревался вступить в белую армию генерала Деникина. Но вмешался случай – сибирским белогвардейцам требовалась известная в России фигура для управления отбитыми у большевиков территориями. Их выбор и пал на Колчака, получившего титул Верховного правителя. Время быстро выявило всю ошибочность такого выбора…

Если характеризовать управленческую политику адмирала в Сибири, то про неё можно сказать коротко – Колчак провалил всё, что только было можно провалить. Так, его правительство выпустило много прекрасных законов и распоряжений, которые, по идее, должны были наладить в Сибири идеальную жизнь. Но вся беда заключалась в том, что эти распоряжения никто не выполнял. Начальники на местах действовали сообразно своим мыслям и прихотям. И часто их действия выливались в открытый произвол. К примеру, адмирал издал приказ, предписывающий ничего не брать у населения без платы. Однако мало кто из начальствующих лиц его соблюдал.

Реквизиции, открытый грабёж людей со стороны местных властей следовали один за другим. Никакие жалобы при этом не действовали. Мало того, за жалобу можно было и поплатиться головой. Надо сказать, что до Колчака доходили сведения о том, как выполняются его указы и приказы. Но вместо того чтобы проявить волю и навести порядок, Александр Васильевич впадал в истерику. Как вспоминал управляющий делами колчаковского правительства Георгий Гинс: «Он почти не слушал, что ему говорили. Сразу переходил на крик. Стучал кулаком, швырял все предметы, которые были на столе, хватал перочинный нож и ожесточённо резал ручку кресла…». А когда истерика проходила, всё оставалось, как и было, – наказания никто не нёс, и вконец обнаглевшие начальники по-прежнему творили произвол…
Удивительно ли, что тыл колчаковской армии охватили мятежи восставших сибирских крестьян? И что после этого колчаковский режим стремительно развалился, как сгнивший орех, при малейшем нажиме Красной армии на фронте? Сам адмирал бежал на восток вместе с западными дипломатическими миссиями. Но в Иркутске этот эшелон был перехвачен ворвавшимися в город партизанами. Западникам предъявили ультиматум: их пропустят за Байкал к дальневосточным портам, если они выдадут адмирала. Западники приняли этот ультиматум, передав Колчака в руки партизан, которые и приговорили адмирала к расстрелу…

Вот таков был печальный финал колчаковской карьеры, к которой пришёл он сам, взявшись явно не за своё дело, – игру в большую политику и слепо доверившись представителям стран-союзников. Честное слово, лучше бы он так и остался командиром Минной дивизии

Балтийского флота, выше которого он фактически так и не смог подняться. Смотришь, мы бы сегодня вспоминали Колчака как одного из выдающихся морских офицеров, а вовсе не как одного из политиков-неудачников из богатой российской истории.