Смех, да не тот…
Пару недель назад с афиш города стал смотреть на спешащих прохожихмолодой Чехов, лукавые глаза его за стеклами пенсне приковывали внимание и выделялись из общей массы аляповатых рекламных плакатов — такой стильной афиши давно не было. Благородные пастельные тона, силуэты чеховских персонажей — и сам Чехов…при внимательном взгляде на которого я с изумлением узнала Руслана Кутлыева! Премьера спектакля «Чехарда», поставленного Семеном Лерманом по ранним произведениям Чехова в театре «Комедiя» манила. И вот долгожданное 13 марта — день премьеры. Но что это? Как разительно отличаются декорации от стилистики программки, и вовсе не в лучшую сторону. Фанерная выгородка с вензелями цветов в стиле модерн, пара стульев, стол, диван — вот и все… Костюмы, не сочетающиеся друг с другом, что это? Замысел режиссера или все что нашлось в подборе? Стилизация под кабаре? Так в приличном кабаре антуража было больше. Впрочем, есть на свете спектакли вообще без декораций, кризис в мире, так что не до роскоши, видно, пришлось художнику из ничего сделать что-то. Рассказы Чехова, сколько раз мы читали и перечитывали их, наслаждаясь языком, стилем, уникальным чеховским юмором. И вот они на сцене. Первый — «Хирургия», пожалуй, получился наиболее ярким, живым и динамичным, дьяк Игоря Михельсона, пришедший рвать свой последний зуб и попавший в руки неумехи фельдшера (Дмитрий Ерин), очень реалистичный, его страдания не могут не рассмешить публику, правда, иногда он странно напоминает человека-паука, шустро ползающего по фельдшеру в тщетных попытках избавиться от устрашающих хирургических инструментов. Просто-таки чудеса ловкости. Цирковые ассоциации появляются и при просмотре «Средства от запоя». Цирковой полосатый костюм штангиста из шапито превратил театрального парикмахера в подозрительно подпрыгивающего боксера…ни тени легкости и красоты чеховского рассказа. «Антрепренер под диваном», «Беззаконие», «Мститель» в театральном училище может и смотрелись бы, но на профессиональной сцене производят унылое впечатление. В клубе в глухой деревеньке в начале прошлого века и то ставили Чехова оригинальнее. Не спасают даже танцы, а уж появление в «Мстителе» марширующих с гробом под мышкой… или спускающееся зеленое озеро с намалеванными на нем цветами… Тут уж не до переживаний «Идеалиста». Хороша разве что Ольга Бубнова в роли Щукиной в «Беззащитном существе», такой настырной даме действительно отдашь все, что ни попросит, только бы ее не слышать — живой острый характер! Удивили и фразы о том, что мы увидим дальше — прием популярный в театре 70‑х … По какому принципу выбирались рассказы, какой смысл их очередности, угадать сложно. Создается впечатление, что если все их переставить местами, ничего не изменится. Калейдоскоп характеров? Но и в калейдоскопе все-таки есть принцип пересыпания разноцветных стеклышек, из зеленого красное не получится. В «Налиме» интерес представляет только сам налим- Георгий Чилингарашвили, невольно позавидуешь его гибкости, верткости и физической подготовке, но этюды на животных — первый курс театрального училища. Удивить ими на сцене профессионального театра достаточно сложно, хочется совсем другого — искрометности, живости, удивительного чеховского юмора… Да и длинные усы не у налима, а у сома. И над всем этим грустный чеховский образ — то он лукаво щурит глаз, то машет нам из своей овальной рамы…то глубоко задумывается… Пожалуй, Чехов, оживающий в своей раме, — единственная оригинальная деталь спектакля. Второе действие — знаменитый «Медведь». Понятно, что одного «Медведя» на целое действие маловато, но нет смысла насильно его растягивать. Что плохого в том, что зритель раньше приедет домой? Здесь же масса усилий направлена на затягивание спектакля. Долгая музыка, картинное стояние барыни у мольберта, рисование портрета покойного мужа, вдобавок то она на одном косяке повисит, то на другом…видимо с тоски… о какой чеховской легкости может идти речь? Вызывает недоумение Лука. Неужели во всем театре не нашлось картинно охающего дедушки на эту роль? Если уж во втором действии роли отданы актерам опытным — Марине Вязьминой и Игорю Смеловскому, что мешало найти подходящего Луку? А тут розовощекий крепыш Алексей Долгушин в легкомысленной розовой рубашке, яростно машущий метлой! Его описание барыни — кровь с молоком, гораздо больше подходит к нему самому. В итоге и текст пришлось переделывать, одно дело, когда старик Лука говорит, что и у него умерла старуха, что сокрушаться — то долго… а у нашего Луки «умерла прабабушка»- очень утешительно для овдовевшей недавно барыни. Как-то уж очень смешно звучит, но смешно далеко не по-чеховски. Более-менее все встает на свои места с приходом Медведя — Смеловского, внешне разительно напоминающего гоголевского Ноздрева, словно сошедшего с классических рисунков Боклевского. Грубоватый отставной военный, пожалуй, получился ближе всех к чеховскому замыслу. Ситуация его созвучна современному моменту — попробуйте-ка вытрясти долги из своих кредиторов. Противостояние барыни и Медведя смотрится живо, хотя не мешало бы режиссеру помочь актерам игрой света, музыкальным фоном. А то расстелили шубу вместо коврика — вот и вся обстановка — играй как хочешь. Тем не менее, в диалогах барыни и Медведя, может впервые за спектакль, прорываются истинные чеховские чувства. Накал страстей, конфликт, сверкающие глаза героев, страстный монолог Медведя, злящегося уже не на барыню, а на самого себя, так не вовремя влюбившегося… Вдвоем им удается убедить зрителя в реальности подобного поворота и привести спектакль к логической развязке. Наверное, «Медведь» — лучшая часть спектакля, может, со временем он весь устоится и весь обретет законченную форму, но все-таки пятница 13 это не лучшее время для премьеры.
