Свобода? Равенство? Братство? Забудьте эти слова!
Под этими лозунгами начинались все великие революции. К этим идеалам стремились все великие реформаторы. Под разными соусами эти кушанья пытаются нам скормить сейчас разного рода оппозиционеры. Это слишком важная тема и слишком сложный вопрос, чтобы можно было отмахнуться от него, как от чистого и бесплодного теоретизирования. Нет, вопрос имеет самое что ни на есть практическое и прикладное значение, которое становится вполне очевидным по итогам его теоретического рассмотрения. Часть 1. Равенство. Начнем с равенства. Поставьте перед собой пятилетнего ребенка, попробуйте ему объяснить, что означает это слово. Наверное, вы начнете с понятных малышу примеров. Ну, типа, вот у тебя два яблока и у меня два яблока — значит, мы с тобой равны. Правда, малыш может возразить, что у тебя одно яблоко зеленее, а другое больше моего — так какое же тут равенство? А вы на то ответите, что речь идет о числовом равенство, что количество яблок у вас с ним равное. Таким образом, вы сразу же вводите уточняющий элемент в понятие, без которого оно остается пустым, расплывчатым и неопределенным лозунгом. Нет равенства вообще. В каждом конкретном случае мы вынуждены уточнять, о чем идет речь. О равенстве треугольников, а равенстве зарплаты, о равенстве прав, о равенстве людей, о равенстве народов. Без этого уточнения разговор приобретает беспредметный характер. Сейчас мы будем говорить о том равенстве, за которое боролись все революционеры о равенстве людей. Люди должны быть равны, утверждали революционеры. Они должны быть равны в политической сфере, в экономической, социальной, культурной, религиозной, и прочая, и прочая, и прочая. Ну да, замечательно — но только вот как этого добиться? Совершенное равенство возможно только в математике. Абстрактная единица равна абстрактной единице, да и то только потому, что люди договорились так считать. Когда же число наполняется конкретным содержанием, иллюзия пропадает, равенство исчезает. Одно яблоко не равно другому яблоку. Один «Мерседес» не равен другому «Мерседесу». Один человек не равен другому человеку. Это станет очевидно, когда мы введем еще один термин — идентичность. Равенство неразрывно связано с идентичностью. Идентичность — это идеальное равенство. Без идентичности никакое равенство не может быть полным, а значит, идеальным, а значит, достигнутым или достижимым. Но ведь абсолютной идентичности в нашем мире тоже нет. Это абстрактный идеал, к которому можно вечно стремиться, но никогда не достигнуть. Идентичность предполагает совпадение по всем свойствам и параметрам, чего априори не может быть. Не может быть абсолютно идентичных близнецов — один все равно родился раньше другого. Не может быть абсолютно идентичных кирпичей — один все равно тяжелее другого, или сделан раньше, или другим человеком, или что-то еще отличает их друг от друга. Опыт показывает, что нельзя даже помыслить два идентичных, а стало быть, равных объекта.Представьте себе идеальное пустое пространство, и в нем два абсолютно идентичных стула. Как вы их различаете? Никак? Значит, вы представили не два стула, а один. А если вы их различаете, значит, у них есть отличия. Какие? Ну, хотя бы, положение в пространстве. Один справа, другой слева. Но если вы так разделили «идентичные» стулья, если вы классифицировали их как «один» и «другой», значит, они уже не идентичны друг другу. Ведь мы же договорились, что если хотя бы по одному свойству или показателю объекты не совпадают, они не могут считаться идентичными. Все, опыт завершен. Итак, два абсолютно идентичных объекта нельзя ни представить, ни помыслить, ни наблюдать воочию. Более того, нельзя себе представить даже один объект, который был бы идентичен хотя бы самому себе. Потому что объект в один момент времени не может быть идентичен самому себе в другой момент времени. Пусть даже в следующий момент, пусть даже изменения незаметны, пусть даже их нет. Изменилось время нахождения объекта в пространстве, а значит, одно из его свойств, а значит, он сам. Так мы приходим к выводу, что идентичность нельзя помыслить ни в каких положительных категориях бытия — ни в материальных, ни в идеальных. Идентичность можно помыслить лишь в категориях небытия, не-существования, проще говоря, пустоты, или, на языке математик,- нуля. Если мы умножим единицу на ноль, мы получим ноль. Если мы умножим два на ноль, мы получим ноль. Итак, ноль выравнивает не только два одинаковых числа, но и два разных. В нуле, то есть в «ничто», в пустоте, достигается абсолютная идентичность всех положительных категорий бытия. Мы можем ощущать бытие лишь постольку, поскольку оно различимо. Различать же можно лишь то, что разнообразно, отличается друг от друга, не похоже друг на друга, не равно друг другу и самому себе. Лишь при этом условии мы можем не только воспринимать мир, жизнь и бытие, но и сами жить в этом мире. Ведь жизнь означает развитие, движение, которое исключает статику, в которой одной и можно помыслить идентичность объектов, хотя бы с самими собой. Отсюда, между прочим, вытекает следующий вывод. Абсолютное равенство достижимо лишь устранением всех положительных основ бытия, включая время и пространство — сиречь, в небытии. А это означает, в свою очередь, что все горячие сторонники буквального равенства либо недоумки, не понимающие, чего они хотят и к чему призывают, либо адепты каких-нибудь восточных культов, вроде буддизма или брахманизма, полагающих конечной целью человеческого существования полное растворение в абсолютной пустоте. Сойдемся на том, что большинство сторонников того или иного равенства все же простые недоумки, принявшие на веру красивую, но ложную концепцию. Сойдемся на том, что люди действительно не понимают, к чему может на практике привести последовательное, действительное, логическое осуществление равенства. Чего же они требуют? Очевидно, равенства себя, своего состояния, положения с каким-то иным, которое представляется им более привлекательным по сравнению с настоящим. Никто не желает и не требует равенства с худшим. Все хотят равенства с лучшим. Если человек представляет свое состояние хуже, чем у кого-то другого, он желает равенства, либо улучшив свое состояние до уровня другого, либо ухудшив состояние другого до своего уровня. С этого начинались все революции. Но невозможно себе представить, чтобы кто-то желал уравнять свое более выгодное состояние с менее выгодным и более худшим. Можно представить таких альтруистов, которые желали бы уравнять положение несчастных со своим положением. Но совершенно невозможно представить себе таких альтруистов, которые желали бы уравнять свое более выгодное положение с менее выгодным положением тех, на кого они равняются. И даже святые, раздавшие все свое состояние бедным, здесь не аргумент, поскольку свое состояние они все равно считают более выгодным — пусть не в материальном, зато в духовном плане. Духовное совершенствование для них оказалось более заманчивой и притягательной целью, чем материальное благополучие, — вот и вся разница. А тех, кому они пожертвовали свое состояние, они, вольно или невольно, считают если не хуже, то несчастнее себе. Так что и тут ни о каком равенстве речи не идет. Но о равенстве речи не идет и ни в каком другом случае. Уже понятно, что абсолютное равенство невозможно, но невозможно даже относительное равенство. И прежде всего потому, что непонятно — где провести границу? Где остановиться, сказав, что вот досюда можно провести равенство, а вот отсюда уже опасно, вредно или бесполезно? Любая теория тут отступает перед практикой, и самые стройные и последовательные учения обрастают множеством уточнений и дополнений, искажающих их самую суть. Вот провозгласили революционеры, что все люди равны от рождения. Так они метили в сословную иерархию средневекового общества, где место человека в мире определялось в первую очередь его рождением, а уже только во вторую его способностями и возможностями. И дело тут даже не в том, что сами революционеры тут же и похерили свой великий принцип равенства, объявив и поставив себя выше всех реакционеров и контрреволюционеров. Дело в том, что вся наблюдаемая действительность противоречит этому принципу. А значит, он никоим образом не может быть воплощен в жизнь. Никак — ни буквально, ни фигурально. И требовать, и бороться за его воплощение в жизнь — лишь зря терять время, обманывая и себя, и других. Люди не равны. Ни в рождении, ни в жизни, ни в смерти. Нигде, никак, ни по какому параметру. Одни дети рождаются в любви и заботе, другие в грязи и ненависти. Одни рождаются в чистых простынях и теплых постелях, другие в грязных помойках и пьяном угаре. Одни рождаются здоровыми, другие больными. Одни белыми, другие черными. Одни в хороших семьях, другие вообще без семьи. Люди никак не могут быть равны от рождения. Утверждать это — значит противоречить здравому смыслу и очевидной действительности. Люди не равны ни в жизни, ни в смерти. Одни умирают молодыми, другие пожилыми. Одни умирают в муках, другие в покое. Одни умирают в окружении близких, другие в одиночестве. Одни умирают с чувством выполненного долга, другие в сожалениях о напрасно прожитой жизни. Одни умирают в чаяниях будущего бытия, другие в ощущении полного конца. Нет, смерть, как и рождение, не уравнивает людей, а разделяет их. И даже если, по мнению атеистов, мы все после смерти становимся прахом, то ведь сама смерть у всех, а паче того, у верующих и атеистов, бывает разная. Что уж говорить о великом посмертном разделении с точки зрения верующих?! Одни — в рай, другие — в ад, и уж точно ни о каком равенстве даже здесь не может быть и речи. Конечно, можно сказать, что мы все равны перед Богом. Но только ведь и это не так. Бог не равно отнесся к Каину и Авелю, предпочтя жертву младшего жертве старшего, чем посеял зависть, вражду и первое убийство на земле. Христос выделял любимых учеников среди апостолов. И не сказано ли было им, что на небесах будет больше радости об одном кающемся грешнике, чем о ста праведниках. Так что и здесь никаким равенством не пахнет, и тут нечего распускать благочестивые сопли о всеобщем равенстве. Христианское вероучение не допускает этого. Христианство учит, что после смерти каждый получит по вере своей и по делам своим. То есть по справедливости, а не по равенству. Это, надо сказать, не одно и то же. Продолжение следует.
