Как в России боролись с новогодней ёлкой

Историческая эпопея праздничной ёлки, которая радует нас каждый Новый год, прошла непростой путь, особенно в нашей стране. Наши доморощенные антисоветчики обычно кивают на большевиков – мол, это именно они якобы пытались запретить ёлку как атрибут старого, дореволюционного мира. Но в реальности наибольшие гонения главный символ Нового года испытал как раз до 1917 года.

Как известно, ёлка – это прежде всего не новогодний, а рождественский символ. И обычай наряжать ёлку перед Рождеством сформировался в протестантских странах Северной Европы. Популярная в Германии легенда связывает явление рождественской ели с именем Святого Бонифация. Согласно житию святого, дабы показать германским язычникам бессилие их идолов, он на их глазах срубил священный дуб главного германского бога Одина. А на вопрос уверовавших во Христа германцев, как им отмечать Рождество, Бонифаций указал на маленькую ель, уцелевшую под рухнувшим дубом – её вечнозелёные ветви символизируют божественное бессмертие, а верхушка указывает на небеса, как место обитания Бога.

Вот так рождественская ель вошла в обиход европейских народов…

«Ёлкины пьяницы»

В самом начале XVIII века еловое присутствие волевым решением Петра Первого было учреждено и в России – причём не на Рождество, а на празднование Нового, 1700 года. Правда, император не приказывал наряжать именно деревья – еловыми ветками должны были украшать дома и ограды. Впрочем, единственные, кто исполнил царский указ, были владельцы кабаков, которые на протяжении всего XVIII века обозначали вход в свои заведения еловыми ветвями, отчего горьких пьяниц на Руси прозвали «ёлкиными».

И лишь российские лютеране – немецкие, финские и прибалтийские подданные империи – по своим обычаям в канун каждого Рождества продолжали наряжать ёлку. В конце концов, в начале XIX века немецкая принцесса Александра, жена будущего императора Николая I, настояла на ели как на главном рождественском и новогоднем украшении царского дворца. Что стало сигналом для тогдашней элиты империи, и праздничная ёлка быстро появилась в дворянских особняках.

Но далеко не все в России восприняли новогоднее новшество. В глазах некоторых представителей Православной церкви праздничная ёлка являлась «бесовщиной» и настоящей духовно-идеологической диверсией против традиционных святочных традиций. Ворчали и интеллигенты-славянофилы, коих раздражало всё западное. Так, писатель Иван Гончаров писал, что ёлочный обычай – это «выдумка неуклюжая, немецкая и неостроумная: взять из лесу мокрое, грязное дерево, налепить огарков да нитками навязать грецких орехов, а кругом разложить подарки!».

Впрочем, на эту критику мало кто обращал внимание. А такой умнейший человек, как святой Иоанн Кронштадтский, даже говорил, что рождественская ёлка напоминает ему «древо жизни вечной». И хотя Новый год долгое время в империи оставался элитарным праздником, который могли себе позволить лишь знатные люди, постепенно, с развитием капиталистических отношений, обычай украшать ёлки распространился на русскую буржуазию, а потом и на прочую зажиточную часть населения.

Полный Карачун!

Кстати, тогда же появились и главные герои Нового года – Дед Мороз и Снегурочка. Сегодня утверждают, что за Дедом Морозом якобы кроется христианский Святой Николай. Но на самом деле, как установили учёные, этот персонаж имеет языческие корни. По остроумному наблюдению автора исторического дзен-канала «Лев Валерич»:

«Студенец и Трескун, Карачун и Зимник, и даже Морозко – всё это он, Дед Мороз, который испокон веков вплоть до конца XIX века был персонажем славянских сказок, мягко скажем, со сложным характером, далеко не добрый дедушка… По новогодним торжествам старик не ходил, а сидел в своём лесу и морозил всё, что на глаза попадало. Нужно было очень сильно ему угодить, чтобы вообще в живых остаться. Подобрел Карачун после того, как стал дедом, т.е. когда у него внучка появилась, и случилось это в 1873 году, с лёгкой руки Александра Островского, сочинившего сказку, которую так и назвал – «Снегурочка». Вот после этого Дед Мороз подтаял душой и лютовать перестал, тогда же и подарки стал раздаривать…»

Но вот в 1914 году грянула Первая мировая война, в ходе которой многие так называемые «русские патриоты» занялись борьбой со всем немецким. Как пишет историк Егор Яковлев, «это был широкий спектр мероприятий: от погрома немецких магазинов и контор до критики новогодней ёлки, которая пришла из враждебной Германии».

По некоторым данным, царские репрессии против новогодней ёлки начались с того, что в канун нового, 1915 года, пленные немецкие солдаты, оказавшиеся на излечении в саратовском госпитале, установили там новогоднюю ель. Это сильно возмутило «патриотов», особенно из числа церковников-мракобесов. Вопрос был даже вынесен на Священный Синод, при непосредственном участии царя Николая II. В конце концов, установка новогодних ёлок по всей стране была не рекомендована, а в 1916 году – запрещена.

Однако практически никто не исполнял столь глупое распоряжение! Ёлочки ставили даже солдаты в окопах, да и сама царская семья по-прежнему праздновала Новый год с главным еловым атрибутом…

Недостижимый советский рекорд

Революция 1917 года реабилитировала новогоднюю ель, но с новым смыслом.

«Пример показал глава Совнаркома Владимир Ленин, который «шикарно» отпраздновал Новый 1918 год с рабочими Выборгской стороны, – пишет Егор Яковлев. – С ними он выпил морковного чая и поел ржаных сухарей, а также пел революционные песни. Впоследствии именно по инициативе Ленина прошла первая детская ёлка в Сокольниках. И она не была похожа на праздники до революции. Теперь это была ёлка для всех детей, ведь даже для самых бедных правительство подготовило праздничный ужин и подарки. Постепенно из праздника исчезали религиозные элементы, он пережил «ёлочную» дискуссию и стал по-настоящему всенародным советским праздником».

«Ёлочная дискуссия», о которой пишет Яковлев, это период с 1929-го по 1935 годы, когда в Советском Союзе активно обсуждали, какие старые праздники стоит оставить в постреволюционной стране, а какие забыть. Коснулась дискуссия и Нового года. Официального запрета ни на сам праздник, ни на ёлки не было – спорили в основном в прессе.

Противники празднования Нового года критиковали его за «приверженность старым религиозным ритуалам», ёлку называли признаком буржуазного образа жизни – мол, до революции она была недоступна для детей рабочих и крестьян. А некоторые слишком революционные начальники даже пытались штрафовать торговцев ёлками, мотивируя это тем, что они якобы уничтожают леса…

Дискуссия закончилась в середине 30‑х. В канун нового 1936 года в газете «Правда» была напечатана статья известного большевика Павла Постышева, где были такие слова:

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев. Почему же у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею…»

В конце концов автор призвал комсомольских и пионерских лидеров в срочном порядке устроить под Новый год коллективные ёлки для детей – и это предложение было принято к действию. По всей стране были организованы ёлочные распродажи, а в магазинах появились «расширенные ассортименты ёлочных украшений». Удивительно, но предложение партийного руководства было принято и полностью осуществлено в масштабах страны всего за четыре дня, включая дату самой публикации! Как потом заметил один исследователь, «подобная оперативность так и осталась недостижимым рекордом в истории СССР».

…С этого момента Новый год и новогодняя ёлка, слава Богу, вошли в наш привычный праздничный обиход. И мы уже не мыслим без них само своё существование…

Ранее сайт Pravda-nn.ru рассказал, что нижегородцам показали ожившие ретро-фотографии новогодних праздников.