Не стыдно бояться
К своему первому полету он шел девять лет. И все это время — страх неизвестности. О том, как и почему стал космонавтом, в каких экстремальных ситуациях довелось побывать, какое отношение имеет к инопланетным цивилизациям, легендарный Георгий ГРЕЧКО, приезжавший недавно в Нижегородскую область, рассказал в эксклюзивном интервью нашей газете.Рядом с Королёвым— Георгий Михайлович, в 1962 году вы написали заявление, что хотите стать космонавтом. Откуда такое желание? И была ли уверенность, что возьмут?— Я был уверен, что меня не возьмут! Из-за тяжелого военного детства, из-за того, что я несколько раз чуть не утонул, из-за того, что однажды у меня в руке патрон взорвался — других игрушек просто не было. Вот, шрам на руке до сих пор виден… Да всё, мне казалось, было против. А откуда желание? Еще в детские годы я перечитал всю фантастику в школьной библиотеке. Собирал книги о ракетах, о межпланетных сообщениях, как тогда говорили. Через много лет в свой первый полет взял «Трудно быть богом» братьев Стругацких, «Леопард с вершины Килиманджаро» Ольги Ларионовой и «Наш человек в Гаване» Грэма Грина — из благодарности этим авторам. Каждый из них сформировал меня…— И уже в детстве мечтали побывать в космосе?— Циолковский сказал, что человек окажется в космосе не раньше, чем через сто лет. Поэтому я мечтал стать ракетостроителем, чтобы в космос полетели хотя бы мои потомки. Ленинградский военно-механический институт окончил с отличием, и мне разрешили самому выбрать место работы. Так я попал к Королёву, который и сократил время, предсказанное Циолковским, в четыре раза.Наше КБ готовило полет Гагарина. Проситься в космонавты тогда я и не думал. Но, когда под руководством Сергея Павловича стали конструировать трехместные корабли, Королёв сказал, что три летчика здесь не нужны. Пусть один будет военным летчиком, второй — бортовым инженером, третий — ученым. Тогда я и написал заявление, которое у меня до сих пор дома на стенке висит.— Через какие же тернии пришлось идти к звездам?— Отправили на обследование. Месяц это продолжалось. Каждый раз медики ставили «Н». Норма, значит. И вдруг офтальмолог пишет: «трихромат». На трахому, думаю, похоже, страшную какую-то болезнь. Всё, спишут. А летать-то уже хотелось! Помчался в институт имени Гельмгольца. Проверили. Всё, говорят, нормально у тебя. Нет, прошу, вы меня еще на этом аппарате проверьте и на этом. «Слушай, — сказали в конце концов врачи, — тебе чего надо?» Признался: «Диагноз поставили — «трихромат». Они как захохочут. Оказалось, это значит, что я три основных цвета различаю.— Да, «серьезное» препятствие…— Серьезное было потом. Из 200 человек отобрали 13. Начали тренироваться в Звездном городке. И вот в октябре 1966 года, когда уже вплотную готовился к полету, прошел сложнейшие испытания, я, имея 30 прыжков с парашютом, ударился о вбитый в землю колышек и сломал ногу. Считался одним из первых кандидатов, а стал… В общем, было ощущение, что мир раскололся. Гипс от паха до кончиков пальцев. На костылях ходил в спортзал, ложился на мат и тренировал ногу. В гипсе был больше полугода. Когда его сняли, чуть не заплакал — нога была тонкая, в каких-то струпьях. Теперь надо было прыгнуть с парашютом. Первый прыжок — ухожу в глубокий снег, все нормально. Второй — удар сильнее. Третий — приземляюсь на бетон. У меня искры из глаз полетели, но понял: с ногой все будет хорошо. Полетел я лишь в 1975 году, вместе с Алексеем Губаревым.Земля «отшлёпала»— Скажите, космонавты суеверны?— Те, кто из летчиков, — да. Мы, инженеры, — не так. Когда нас с Губаревым провожали в полет, космонавт Алексей Леонов пожелал удачи. А я ответил: «Нам удача не нужна! Нам нужен успех». Леонов удивился: «Жора, ты отказываешься от удачи?!» Я имел в виду, что удача — вроде как халява, а успех — дело наших рук. Но сейчас я бы тех слов не сказал.— Каково же это — находиться в стартовавшем космическом корабле?— Со взлетом испытываешь облегчение: закончилась неопределенность. Невесомость довольно легко перенес. Настоящим испытанием стал спуск. Это и физически тяжело — начинается перегрузка, и эмоционально — просто не знаешь, чем всё закончится. Нам центр управления полетами дал время раскрытия парашюта. Все, пора… Ничего не происходит. Должен раскрыться запасной, но и он не срабатывает. А это значит, через несколько минут — смерть. Стал вызывать разные параметры, чтобы хоть в последний момент сообщить на Землю, какие отклонения произошли.— Это какое же нужно самообладание!— Не стыдно бояться. Стыдно не преодолеть страх. Но жить-то как хотелось! Вдруг удар. Думаю: всё… А это раскрылся основной парашют. Потом выяснилось: в ЦУПе неправильно задали время, ошиблись на пару минут. Но на этом проблемы не кончились. Сели в буран. Парашют превратился в парус. Корабль бился, подскакивал. Земля словно отшлепала нас за то, что мы от нее убегаем… Губареву спину повредило, мне — ногу. И все же мы были счастливы: программу полета выполнили, живы остались. У меня было ощущение, что с того света вернулся. Волосы немного поседели.— Полет вас как-то изменил?— Я обрел природу. Любил город, асфальт, стены, шум. Но именно в космическом корабле ощутил, как не хватает мне ветра, дождя, травы. После возвращения я полюбил смотреть на поле и лес.— Во время второго полета вы ведь и в открытый космос выходили…— Ну, настоящий герой в этом смысле не я, а Алексей Леонов. Он был первым, летал в неизвестность. У меня, правда, не обошлось без приключений. На случай проблем с люком наши конструкторы в музее криминалистики взяли инструмент, таким медвежатники вскрывают сейфы. С ним люк, с которым действительно начались трудности, приоткрылся, но не до конца. Я вцепился в него и на раз-два по-русски мы его открыли.Здесь были пришельцы?— Не могу не спросить про инопланетян.— Мои товарищи летающие тарелки видели. Я их запускал.— В смысле?— Да розыгрыш это был. Стучишь по корпусу станции у иллюминатора, отделяются пылинки. В космосе кажется, что это далекие объекты. Смотрится несколько зловеще, как будто за нами идут строем «тарелки». Так я разыграл прилетевших к нам на станцию двух космонавтов. Вернувшись, они «по секрету» стали рассказывать про летающие тарелки. Поднялся шум, начались дискуссии. Моих объяснений про пылинки потом и слушать не стали. Ведь НЛО интересней!— Так другие цивилизации существуют?— Может быть. Меня очень интересуют мегалитические объекты. Я был в Ливане на месте древнего города Баальбек, с гигантскими каменными сооружениями. Как камни весом в тысячу тонн можно было при тех технических возможностях обтесать, поднять и прижать друг к другу? Зачем у пирамид вентиляционные каналы, выходящие на определенные звезды? Кто и чем тысячи лет назад обработал камни, лежащие возле пирамид? Таких инструментов нет до сих пор!— Человека, побывавшего в космосе, вообще-то трудно удивить. Вас сегодня в нашей жизни что-нибудь удивляет?— Да. Меня удивляет, что человечество не прогрессирует. Столько жестокости. Такое засорение Земли. Мы идем не вперед, а назад. Легче перечислить, что человек полезного делает… Я не знаю, от обезьяны ли люди произошли. Но у многих сейчас есть шансы обезьянами стать.(Автор благодарит за помощь в организации интервью руководство Нижегородского планетария).