Нижегородцы-«дети войны» поделились воспоминаниями о жизни под оккупацией

Начало войны пришлось на детство тех, кому сейчас 84 года и больше. Многие из них испытали на себе самые страшные тяготы войны, видели бомбёжки и смерть. Мы расспросили нижегородцев, имеющих статус «Дети войны», о том, что они помнят о первых днях Великой Отечественной.

В огне пожарищ

Почётному гражданину Кстовского района Станиславу Георгиевичу Медведеву было 3 года и 8 месяцев, когда началась война. Его семья жила тогда в Житомире.

«Помню первые дни войны: немцы били остервенело, столбы дыма, пожарища, вой сирен, – рассказывает он. – Через несколько дней после начала войны мы выехали в эвакуацию. Отец, перед тем как уйти в партизаны, бросил в кузов полуторки несколько узелков и затолкнул в машину нас, четверых детей, вместе с мамой. Старшему брату было шесть лет, младшей сестренке год и 8 месяцев. Помню, что мама ехала с маленькой Галей в кабине, а мы в кузове, и я ревел, хотел к маме. Месяца два мы добирались до Сталинградской области на чём только можно: на поезде, на лошадях, на ручной дрезине, шли пешком с колоннами беженцев. Немецкие самолёты расстреливали сверху всё, что двигалось. Помню, как нас, детей, учили при бомбёжках снимать всё белое, ложиться на землю и класть под себя, чтобы сверху не заметили.

Мы обосновались в деревне в Сталинградской области, но в августе 42‑го начались страшные бомбёжки, горели дома и магазины. И снова эвакуация, уже в Горьковскую область, где и прошла вся моя жизнь».

Добавим, много лет Станислав Георгиевич был директором Чернышихинской школы, имеет звания «Почётный учитель Российской Федерации», заслуженный ветеран труда Нижегородской области и множество профессиональных наград.

Маленькие партизаны

Валентине Григорьевне Грубиной в августе исполнится 91 год. Когда началась война, ей было семь.

«Моя семья тогда жила в Псковской области, – рассказывает Валентина Григорьевна. – Уже через несколько дней после начала войны фашисты вошли в нашу деревню и сразу облюбовали наш просторный дом, в котором жили с мамой я, мой трёхлетний братишка и две мои старшие сестры.

Старший брат ушёл в партизаны.

Нам пришлось попроситься на постой к чужим людям. Между нашим домом и пристройкой немцы поместили полевую кухню. Мы, голодные дети, подходили туда и ждали, когда выбросят заплесневевший хлеб.

Немцы не считали нас за людей, вели себя агрессивно и по-хамски. Молодых девушек, в том числе мою старшую сестру, угнали в концлагерь в Эстонию.

А 16‑летнюю сестрёнку мы успели спрятать. Когда мы переезжали из деревни в лесную землянку, она укрылась в телеге, сверху набросали веток, на которые уселись мы, малышня».

« Наша мама помогала партизанам, а мы с младшим братишкой относили им записки, – продолжает наша героиня. – Нам нужно было передать крошечную сложенную бумажку человеку, который выйдет из леса и скажет фразу «Детишки, чьи ж вы будете, куда идёте?». Если хотя бы одно слово в этой фразе было другим, мы должны были проглотить эту бумажку. Если партизан или их помощников ловили, расправа была жестокой. Я помню, как однажды всем жителям было велено выйти и смотреть, как везут распятого заживо партизана по имени Яков. Это было страшное зрелище».

Повесить прилюдно!

Случилось так, что кто-то донёс и на маму Валентины.

«Её с тремя другими женщинами и одним мужчиной приговорили к прилюдному повешению, – тяжело вздыхает Валентина Григорьевна. – Всех жителей согнали смотреть. Плакать было нельзя, опускать голову тоже – немцы сразу поднимали подбородок прикладом. Пятеро человек, в том числе наша мама, стояли на скамейке с петлёй на шее. И вот скамейку из-под ног выбили – четверо повисли на верёвках, а мама вылетела из петли и упала лицом в гравий. Говорили, что спастись помогла работавшая переводчицей у немцев девушка Евдокия, она и подстроила, чтобы петля не затянулась на шее у мамы. Маму не стали казнить повторно, но она до конца жизни не оправилась от этого ужаса и через несколько лет сгорела от рака».

«Мы два года жили в землянке. Пить ходили на засохшее болото, выбивая пяткой ямку, – вспоминает дни детства ветеран. – До сих пор помню вкус той ржавой болотной воды, но какой же она казалась вкусной! А однажды, когда мы возвращались с болота, над нами разорвалась бомба. Убило женщину, которая нас сопровождала, а у меня до сих пор остался в голове осколок. Когда немцы стали отступать, они спалили всю нашу деревню дотла. После войны из концлагеря вернулась наша старшая сестра – с выжженным на левой руке шестизначным числом. Она тяжело и долго болела».

Валентина Григорьевна всю жизнь работала фельдшером. Около 10 лет назад она переехала к детям в Нижний Новгород.