Петля Столыпина: почему провалилась знаменитая аграрная реформа

В России очередной юбилей. Ровно 110 лет назад, 14 сентября 1911 года в Киеве был убит Пётр Аркадьевич Столыпин, премьер-министр Российской империи. Ныне эта фигура поднята властью на щит. А известная фраза Петра Аркадьевича о том, что им, революционерам, нужны великие потрясения, а нам – великая Россия, сегодня многие повторяют чуть ли не как заклинание…

Однако парадокс заключается в том, что именно Столыпин был одним из тех, кто подтолкнул страну к великой революционной смуте 1917 года! К такому выводу сегодня пришли большинство исследователей, изучающих историю страны на рубеже XIX-XX веков.

Несомненно, Пётр Столыпин для своего времени являлся незаурядной личностью. Он с честью и достоинством прошёл практически все ступени государственной службы. И к моменту своего назначения на пост премьер-министра в июле 1906 года имел громадный опыт административной работы – губернаторской, полицейской и т.д. При этом никто не мог упрекнуть его в казнокрадстве, мздоимстве, что само по себе было уникальным явлением в уже начавшем гнить чиновничьем аппарате Российской империи.

Однако над Столыпиным, как и над многими другими выдающимися деятелями того времени, явно довлело дворянско-помещичье социальное происхождение, выражавшееся в пренебрежении к простому народу и его нуждам. Это роковой тенью легло на все без исключения столыпинские деяния.

Хотел как лучше, но получилось…

Начало премьерства Столыпина совпало с годами первой русской революции 1905 – 1907 годов. Подавлял революцию Пётр Аркадьевич жестоко. Введённые по его инициативе военно-полевые суды творили скорую расправу, вешая и расстреливая бунтовщиков без пощады. Свыше 3 тысяч человек казнённых, включая и несовершеннолетних детей, 23 тысячи отправленных на каторгу, бесчисленное число подвергнутых арестам, обыскам, истязаниям… Понятие «столыпинский галстук», то есть виселица, стало нарицательным в России.

По этому поводу российский историк Владлен Логинов верно заметил, что «на фоне всего последующего кровавого XX века эти усмирения не кажутся такими уж и страшными. Однако современникам-то приходилось сравнивать с тем, что было до того, а в течение предыдущих 80 лет казнили в среднем «всего лишь» по 9 человек в год»… С одной стороны, жестокость Столыпина понять можно. Революционные террористы вели за ним настоящую охоту. В него стреляли и бросали бомбы, в августе 1906 года взрывом на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге была тяжело ранена дочь Петра Аркадьевича, до конца жизни оставшаяся инвалидом.

Но с другой стороны, от действий военно-полевых судов и карательных отрядов более всего страдали не террористы (они, как правило, всегда благополучно успевали скрыться за границей), а простые крестьяне, посмевшие поднять «земельный вопрос», рабочие, бастовавшие из-за невыносимых условий труда, и простые обыватели, имевшие несчастье оказаться рядом с проведением усмирительной акции. Всё это озлобляло народ.

Как свидетельствуют уроки истории, подавление любой революции всегда следует подкреплять преобразованиями в государстве, которые могли бы в дальнейшем предотвратить новый социальный взрыв. Увы, ничего этого в России сделано не было. Мало того, ситуация только усугубилась в результате так называемых «столыпинских реформ», касавшихся прежде всего аграрного вопроса.

Я уже писал о том, что более 80% населения Российской империи составляли крестьяне, страдавшие от нехватки земли. Тогда в России существовало две формы земельной собственности – помещичья и крестьянско-общинная. Причём лучшая часть земель находилась у помещиков, которые могли годами не проявлять к земледелию никакого интереса. При этом их земля считалась «неприкосновенной частной собственностью», куда мужику доступ был запрещён. А если барин и разрешал обрабатывать свою землю, то драл за аренду три шкуры.

Рядом же располагались мелкие крестьянские участки, которые община нарезала людям в зависимости от числа едоков – поэтому крестьяне стремились родить как можно больше детей. Однако «земельный лимит» был ограничен, и участки в результате дробились так, что земли просто стало не хватать. А измельчённые участки не позволяли выращивать продукцию не то что на продажу, но даже чтобы элементарно прокормить крестьянскую семью. Поэтому Россия вступила в череду непрекращающегося голода, когда от нехватки еды вымирали целые сёла! Понятно, что в таких условиях мужики с жадностью смотрели на помещичьи земли – не зря в ходе первой русской революции начался стихийный погром помещичьих усадеб и самовольный земельный передел…

У власти было два выхода. Первый и, как оказалось, самый перспективный предусматривал безвозмездную передачу всей пахотной земли крестьянам. Это, кстати, предлагали сделать самые дальновидные государственные деятели. К примеру, генерал Дмитрий Трепов, который говорил: «Я сам помещик и буду весьма рад отдать даром половину своей земли крестьянам, будучи убеждён, что только при этом условии я сохраню за собой вторую половину». Трепов как раз имел в виду пахотные земли, которые надлежало передать сельским труженикам.

Но власть в лице Столыпина, у которого вновь взыграли дворянско-собственнические инстинкты, пошла по другому пути. Помещичью землю крестьянам предложили выкупать через специально созданный Земельный банк, где мужики могли брать соответствующие кредиты. А ещё земельный дефицит предлагалось решать за счёт крестьянского переселения на обширные пустующие земли Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии.

Всё это закончилось пшиком. Столыпинские переселенцы практически никак не поддерживались государством. В итоге, бросив свои участки где-нибудь в центре России, они ничего не могли приобрести или хотя бы освоить в Сибири.

Тем самым миллионы обнищавших и оставшихся без средств к существованию переселенцев превратились в революционный «горючий материал». Не удивительно, что после 1917 года именно эти жертвы столыпинской реформы стали главной опорой большевиков на сибирских просторах.

Что же касается кредитов в Земельном банке… Его услугами могло воспользоваться лишь малое количество зажиточных крестьян. Их число было настолько ничтожным, что погоды в создавшихся условиях они практически не делали. Именно на этих «справных мужиков» (а не на всё крестьянство) и сделал свою ставку Столыпин. Мало того, он даже по западному образцу захотел сделать из них своего рода фермеров, пытаясь через различные законы разрушить крестьянскую общину и буквально навязывая им земельные участки в частную собственность. Однако Пётр Аркадьевич не учёл многих важных обстоятельств…

Народ оказался против

В силу глубоких православных традиций частная собственность на Руси, в отличие от Запада, никогда не считалась неприкосновенной. Русский крестьянин издавна верил, что земля – собственность не человеческая, а Божья, и распоряжаться ею должна только крестьянская община, или мир, который должен по справедливости наделять членов общины нужными участками, справедливо решать все спорные вопросы и в случае чего приходить всем нуждающимся на помощь. «Навалиться всем миром» – эта русская поговорка идёт как раз оттуда.

Ярче всего крестьянские настроения выразил в своей книге воспоминаний известный православный иерарх, митрополит Вениамин (Федченков), сам выходец из крестьянской среды:

«Столыпину приписывалась будто бы гениальная спасительная идея земледельческой системы, так называемого «хуторского» хозяйства; это, по его мнению, должно было бы укрепить собственнические чувства у крестьян-хуторян и пресечь таким образом революционное брожение… Тогда я жил на селе и отчётливо видел, что народ – против неё. И причина была простая. Из существующей площади – даже если бы отнять все другие земли: удельные, помещичьи, церковные и монастырские – нельзя было наделить все миллионы крестьян 8‑десятинными хуторами, да и за них нужно было бы выплачивать. Значит, из более зажиточных мужиков выделилась бы маленькая группочка новых «владельцев», а массы остались бы по-прежнему малоземельными. В душах же народа лишь увеличилось бы чувство вражды к привилегиям новых богачей».

Отсюда вывод, к которому пришёл митрополит:

«Спасать русский народ лишь буржуазным соблазном личной корысти было совсем не глубоко – ни духовно, ни государственно. Православный великорусский народ привык к общинному укладу жизни… И хутора в народе «провалились». В нашей округе едва ли нашлось три-четыре семьи, выселившиеся на хутора. Дело замерло: оно было искусственное и ненормальное. А народ наш разумен и нравственно солидарен: если уж устраиваться, то всем, а если уж страдать – то тоже всем».

Не удивительно, что против новоявленных «фермеров» роптали не только бедняки, но и вполне зажиточные крестьяне, полагающие, что община – дело святое и неприкосновенное, а её разрушение только усилит социальную рознь на селе – богатые станут ещё богаче, а бедные – беднее. В 1907 году крестьяне Костромской губернии послали в Государственную Думу Российской империи весьма характерный наказ:

«Требовать отмены закона, разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как этот закон через 10 – 15 лет может обезземелить большую часть населения, и надельная земля очутится в руках купцов и кулаков-мироедов, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда».

Историк-публицист из Петербурга Елена Прудникова едко заметила по поводу этого наказа: «Как видим, основу для раскулачивания заложил вовсе не товарищ Сталин, а пламенный сторонник частной собственности на землю Столыпин».

Он был обречён

В своё время известнейший русский философ Питирим Сорокин сформулировал важное отличие реформы от революции. Реформа, согласно его учению, должна базироваться на традициях, психологическом менталитете народа, на его представлении о добре и зле. Только в этом случае преобразования будут иметь должный эффект и пойдут по мирному, созидательному пути.

В случае же со Столыпиным мы видим совершенно иную картину – попытку чуть ли не силой реформировать страну по чуждым большинству народа стандартам. Такая реформа, которая лишь усугубила все прочие проблемы, просто не могла не привести к новым революционным потрясениям, которые и произошли в 1917 году.

До этой смуты Столыпин не дожил. Охота террористов за премьером, в конце концов, закончилась успехом – в 1911 году в здании Киевского драматического театра его застрелил анархист Мордухай Богров. По некоторым данным, террориста к нему искусственно «подвели» киевские жандармы, которые, по идее, должны были охранять главу российского правительства (?!). Возможно, это шокирующее обстоятельство можно объяснить тем, что премьер стал жертвой неких политических интриг.

Что это были за интриги, версий сегодня выдвинуто великое множество. Пишут даже, что Столыпина ненавидела супруга царя Николая Второго Александра Фёдоровна, которую якобы раздражало то, что Столыпин нравился её свекрови, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне: у этих женщин изначально сложились не самые тёплые отношения. Кроме того, Столыпин терпеть не мог обожаемого царицей «старца Распутина» – известно его очень негативное отношение к пребыванию при царском дворе этого «крайне сомнительного полуграмотного мужика».

Да и сам царь, по свидетельству современников, к 1911 году заметно охладел к Петру Аркадьевичу. По словам известного политика того времени Павла Николаевича Милюкова: «Как часто бывает со слабовольными людьми… Николай боялся влияния на себя сильной воли». Так что скорая отставка Столыпина была только делом времени. Возможно, жандармы уловили эти настроения и просто закрыли глаза на готовящееся покушение.

Если это так, то гибель Столыпина можно считать знаковой – у страны, где представители правящего класса таким вот образом решали свои противоречия, просто не могло быть нормального будущего!