Сергей Жигунов: «Прекрасная няня» сильно повлияла на мою профессиональную судьбу»

На недавней встрече студентов театрального училища с Сергеем Жигуновым один из них произвёл на знаменитого актёра и продюсера такое неизгладимое впечатление, что тот решил пригласить парня к себе в фильм. Студента запросто можно считать редким везунчиком: по словам самого Сергея Жигунова, актёрская профессия – жёсткая, и шансов, что тебя заметят, процентов двадцать. Как ему самому удалось пробиться к славе, как «Прекрасная няня» изменила его жизнь, зачем он переписал Дюма и почему недавно женился? Обо всём этом мы и поговорили с Сергеем Жигуновым.

Вперёд, гардемарин!

– Сергей, ваш старт был ведь не совсем благополучен – насколько известно, вас отчисляли из театрального института. По слухам, чуть ли не за профнепригодность?

– Я рано начал сниматься, и меня ранили на съёмках. И я не смог сдать зачёт по фехтованию, на котором я потом прославился. И меня, собственно, за фехтование из института и отчислили. Кафедра сценодвижения, которая потом мной гордилась и до сих пор гордится, тогда меня выгнала за академическую задолженность. Я ушёл и через год вернулся, благополучно закончил и начал сниматься в кино.

Вскоре меня пригласили в «Гардемарины».

– После этого для большинства публики вы долгое время оставались именно романтическим героем. Поэтому ваше появление в ситкоме «Моя прекрасная няня» для многих стало неожиданностью. Как вы туда попали?

– Я был агентом Кости Лавроненко. Это такая история, связанная с нашим детством, – он занимался в самодеятельном театре моей мамы в Ростове-на-Дону. Так вот, ему прислали сценарий какой-то очень странной комедии. Но Косте он не понравился.

Прошло два года, мне позвонили и сказали, что хотят попробовать меня в ситкоме. Я прочёл сценарий – это была «Прекрасная няня» – и не вспомнил сначала, что это тот же сценарий, который присылали Косте.

Странная картина, которая сильно повлияла на мою профессиональную судьбу. Я был уверен, что абсолютно всё могу и со многим прекрасно справляюсь, и вдруг я оказался в совершенно иной ситуации.

Ситком – это не театр, и не кино, и не телетеатр. Это абсолютно отдельная история.

В понедельник автор приносит написанную серию – 22 минуты она у них идёт, у нас 26 минут шла. Актёры репетируют всю неделю. В субботу приходят зрители, и это всё играется.

В огромном ангаре выставлены в ряд декорации – гараж, кухня, гостиная, спальня, вокзал, отделение милиции, рабочий кабинет и т.д. Вдоль всей этой выгородки стоят зрительские кресла – ряда в четыре. Сидят 100 зрителей. Артисты сыграли сцену, переходят в другие декорации, зрители пересаживаются за ними. И вот 22 минуты ты фактически играешь спектакль на настоящих зрителей, а пять камер это снимают.

В Америке артисты в ситкоме получают значительно больше, чем остальные. Потому что это очень трудно. Дженифер Анистон, которая играла в «Друзьях», в списке «Форбс» по заработкам занимала 4‑е место, а её тогдашний муж Брэд Питт – 26‑е место. Ребята из «Друзей» в конце получали 1 млн 300 долларов в день.
И вот нас за совсем другие, как вы понимаете, деньги загнали в эту историю. Пришёл Саша Роднянский с Акоповым и сказали: «Да ладно, что нам неделя, давайте будем снимать за день».

– А зрители-то на ваших съёмках тоже настоящие сидели или нет?

– Мы пытались, мы эти лавки построили, но у нас ничего не получалось. Первые пять серий полностью переснимали, потому что поменяли режиссёра – были американцы, а потом пришёл Лёша Кирющенко и всё это переделал. Утрамбовал американский ситком во что-то наше.

Поначалу было ужасно, ничего не получалось. Ты понимаешь, что ничего не умеешь. Там надо по-другому реагировать, по-другому оценивать.

Часто у нас снимались другие актёры – очень известные. Конечно, забегали и эстрадные звёзды типа Киркорова или Баскова, которые не могут быть артистами. Но к нам приходили и хорошие профессиональные артисты. И из 300 человек, которые у нас снимались, справились только дедушка Джигарханян и, по-моему, Филиппенко… Все остальные падали в обморок и говорили: «Как в этом играть?!». Мы объясняли: надо быстрее и громче. Кто понимал, тот вскакивал и втягивался.

Таня Кравченко из «Сватов» – она просто плакала у меня в гримёрке: «Серёжа, я не пойду, мне стыдно, я не понимаю, как это играть, я опозорюсь». А она потрясающая актриса совершенно.

Федя Бондарчук сидел в углу и тоже говорил: «Я не пойду на площадку, я ничего не умею».

Это было очень тяжело и очень мучительно. Но я вспоминал, как нам в институте рассказывали про нашу выпускницу Нину Русланову, что она может сыграть даже телеграфный столб. Так вот, когда закончились съёмки в «Няне», я тоже мог сыграть этот самый телеграфный столб. Я мог быть любым идиотом, и мне было абсолютно всё равно, что я делаю – пою ли, танцую, кукарекаю. И главное, что вся страна много лет на всё это с удовольствием смотрела.

Шпаги звон

– В очередной раз страна взглянула на вас по-новому, когда вы подались в режиссёры. Почему для своего дебюта вы выбрали именно «Трёх мушкетёров», которых уже экранизировали не раз?

– С детства меня беспокоила картина Хилькевича. Я очень любил книжку про мушкетёров. А тут появился этот – с очень харизматичным Боярским, но как-то всё там было неправильно. Очень яркая картина, очень талантливый человек Хилькевич, но всё равно мне хотелось, чтобы всё было по-другому. И я очень много лет собирался снимать «Трёх мушкетёров». И как ни странно, осуществить этот проект в самом начале мне помешала моя дружба с Боярским.

Мы играли с ним в «Королеве Марго», и я сказал, что хочу снимать «Трёх мушкетёров». Он ответил: «Подожди. Дай мне побыть Д‘Артаньяном!».

Для Боярского это была очень важная часть его жизни. Он очень хороший человек, замечательный, добрый, интеллигентный, умный, страшно популярный и как-то выживший под этой бетонной плитой популярности. Он всё равно остался человеком.

Надо отдать должное Михаилу Сергеевичу: когда я его попросил принять участие в рекламной кампании моего фильма, он ходил на все шоу и очень поддерживал фильм.

– Многие ждали, что вы в сериале представите подробную экранизацию книги, которой до сих пор ещё не было. Но вы вместо этого изменили сюжет Дюма. Вы ему не доверяли или ваша история вам казалась лучше?

– Должен вам сказать, что Дюма на 120 страниц потерял Д‘Артаньяна. Это невозможно по законам кинодраматургии. Главный герой не может так надолго исчезнуть. Дюма вообще своеобразно обращался со своими героями. Если кардинал, например, в первой части был ярко отрицательным персонажем, то потом постепенно начал перекрашиваться, а Миледи – наоборот. Там порой происходят вещи, совершенно непостижимые для меня. Такое ощущение, что писали разные люди.

Ну и, кроме того, чистых экранизаций не должно быть, потому что зачем вам это смотреть, если вы это читали? Лучше, чем написал автор и чем вы фантазируете, снять всё равно невозможно. Значит, надо привносить сюда что-то новое, но по жанру и стилистике схожее. И только тогда это, может быть, удастся.

Шекспиру и не снилось

– «Прекрасная няня» повлияла не только на вашу профессиональную судьбу, но и на личную. За вашим романом и расставанием с Анастасией Заворотнюк следила вся страна. На долгие годы вы превратились в героя светской хроники…

– Тогда было неожиданно. Всё-таки я привык к советской прессе, в которой либо хорошо, либо никак. Личная жизнь была табу.

Но после того как одно какое-то крупное издание опубликовало обложку, на которой было написано, что у меня член 9 сантиметров, и лежала линейка, я понял, что дно пробито. Мой пресс-секретарь был в шоке, у него дрожали руки, он сказал: «Надо подавать в суд». Я сказал, что никуда подавать мы не будем.

Знаю, как на самом деле обстоят дела, кому-то объяснять бессмысленно. Тебя подталкивают всё время, что ты должен как-то объясняться, и из этого делают какой-то сериал. Я стараюсь не ввязываться во всё это.

– Вы недавно официально расписались с Викторией Ворожбит, с которой встречались с 2017 года. Что же нужно сделать женщине, чтобы сподвигнуть такого мужчину, как вы, расписаться?

– Что же вы у меня спрашиваете? Это надо у Виктории спрашивать. Я – жертва в этой истории. Я – пострадавшая сторона.