Валерий Кремешев: «Не выйди мы сами, нас так и бросили бы там, поскольку кто-то из штабных умников уже вычеркнул нас из списка живых»

С той трагической даты прошло уже 25 лет. Тем не менее, события начала августа 1996 года в городе Грозном, завершившие первую чеченскую войну, во многом до сих пор окутаны тайной и вызывают немало вопросов. Почему нападение боевиков на город для присутствовавших там российских войск оказалось неожиданным? Почему бандиты были заранее уверены в успехе своей операции? Кто виноват в том, что наши подразделения оказались блокированными боевиками и не дождались помощи от своих?

Когда-то я разговаривал по этому поводу с непосредственным очевидцем трагедии, бывшим заместителем начальника Нижегородского специального отряда быстрого реагирования (СОБР) Валерием Кремешевым. Сейчас этого человека нет с нами – не так давно он ушёл из жизни. Тем не менее его товарищи хранят о нём добрую и светлую память. Во многом и потому, что именно благодаря Валерию многие из них остались живы в те кровавые дни августа 1996 года…

Мы с ним беседовали спустя 10 лет после тех событий, летом 2006 года. Даже по прошествии стольких лет было видно, что этому офицеру очень больно вспоминать обо всём этом. Особенно с учётом того, что речь шла не только о героизме наших бойцов и командиров, но и о преступно-предательском поведении некоторых высокопоставленных начальников, носивших тогда генеральские погоны…

Это интервью впервые вышло тогда же, в 2006 году. Я решил перепечатать его сегодня, в память как о самом Валерии Кремешеве, так и обо всех его боевых товарищах, живых и мёртвых…

Историческая справка (по материалам «Военного обозрения»).

«Джихад» – кодовое название операции по штурму Грозного, проведённой чеченскими боевиками в августе 1996 года. Наряду с Грозным боевиками были атакованы населённые пункты Аргун и Гудермес, последний федеральные силы сдали без боя. Нападение на Грозный стало неожиданным и внезапным для многих, по этой причине в обществе появились слухи о том, что город собирались сдать преднамеренно. Многие из участников событий клянут неразбериху и разобщённость в военном руководстве объединенного командования.

Операция «Джихад» началась ранним утром 6 августа 1996 года. Боевики не ставили своей целью захват или уничтожение всех городских объектов. Сосредоточившись в Грозном, они блокировали подразделения внутренних войск и милиции на блок-постах и в комендатурах, изолировав их друг от друга, ведя постоянный беспокоящий огонь, деморализуя защитников. Основной удар бандиты нанесли по комплексу административных зданий в центре Грозного (Дом правительства, здания МВД и ФСБ), где вместе с военными в окружении оказалось и приличное число журналистов.

Ситуацию удалось значительно выправить лишь к 13 августа, когда федеральным войскам удалось деблокировать большинство окружённых объектов. Вокруг Грозного постепенно наращивалась группировка из числа соединений 58‑й армии под командованием генерала Константина Пуликовского. Однако приказа на проведение заключительной операции по ликвидации прорвавшихся в город боевиков части так и не получили. Раздосадованное неудачами и сложившейся критической ситуацией на первоначальном этапе штурма, во много раз усиливавшейся в СМИ, российское руководство решило пойти на переговоры с боевиками, которые поручило вести генералу Александру Лебедю. 31 августа переговорный процесс закончился подписанием Хасавюртовских соглашений. Первая чеченская война подошла к концу, российские войска покинули республику…

Потери:

В результате боёв в Грозном с 6 по 22 августа федеральные силы потеряли 2083 человека (494 убитыми, 1407 ранеными, 182 пропавшими без вести). На улицах города было сожжено 18 танков, 61 БМП, 8 БТР, 23 автомашины, было потеряно 3 вертолёта. Назвать точные потери боевиков достаточно затруднительно. По информации издания «Солдат удачи», потери боевиков превысили российские в 2 – 3 раза…

Атаковали на рассвете

– Валерий, неужели наше командование ничего не знало о предстоящей атаке боевиков, намеченной на 6 августа?

– Лично мне трудно судить о том, чем руководствовались генералы. Скажу одно. Ещё 2 августа на грозненской площади Минутка, где находился небольшой рынок, мы неожиданно встретили несколько бородатых чеченцев с гранатомётами, которые поспешили скрыться. В ходе разговора с местными жителями выяснилось, что в частном секторе только возле площади Минутка скрывается около 200 вооружённых боевиков. Я доложил об этом тогдашнему заместителю министра внутренних дел генерал-лейтенанту Голубцу. На что получил приказ не впадать в панику и заверение, что «у нас всё под контролем».

– Мда‑а… Скажите, а буквально перед самими событиями не было ли у вас дурных предчувствий? Говорят, что перед подобными вещами люди начинают сильно нервничать, у них появляются странные и очень тревожные мысли.

– Да как вам сказать… Настроение действительно было не очень. Накануне в засаде погиб мой товарищ, боец нашего ОМОНа Олег Лулудов. Мы ведь с ним бывшие десантники и строили планы, как будем встречать День ВДВ. И вот в самый праздник его пришлось отправлять домой в цинке…

А буквально накануне 6 августа, 5‑го числа, меня и командира нашего отряда майора Евгения Скороходова вызвали в Главное управление оперативного штаба – ГУОШ (эта контора объединяла командование всех силовых ведомств в Чечне) – и приказали выдвигаться в Заводской район Грозного к зданию Чеченского управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП). Поступила информация, что на здание готовится нападение. К нам присоединились ещё три человека из Новокузнецкого СОБРа, мы погрузились на БТР и двинулись. Всего 17 человек. На следующий день рано утром мы должны были вернуться, чтобы принять участие в намечаемой «зачистке» в одном из сельских районов…

Знаете, когда мы грузились, я обратил внимание на моего друга Женю Шнитникова. Обычно весёлый и разговорчивый, на этот раз он подавленно молчал. А когда БТР только двинулся, над Грозным вдруг сразу взвились тысячи ворон, заполонивших собой всё небо. Такого жуткого зрелища не приходилось видеть ни до, ни после. Всё небо стало чёрным!

К зданию УБОПа мы прибыли около 20 часов. Там нас ждали человек 20 местных милиционеров. Расположились и стали ждать. Однако ночь прошла спокойно. Без пятнадцати 6 утра 6‑го числа я по рации связался с ГУОШ. Мне приказали пока никуда не торопиться, поскольку у них возникла какая-то заминка. Тем не менее, я отдал бойцам приказ грузить боеприпасы в БТР.

Вместе с двумя чеченскими офицерами – Имраном и Саидом – мы прошли на крышу и стали осматривать окрестности. Вокруг здания находилась «зелёнка», сады частного сектора. Так вот, там стали мелькать какие-то вооружённые люди. Я ещё спросил Имрана: «Не твои ли это?» Тот отрицательно помотал головой. И тут раздались крики «Аллах акбар!», и на здание обрушился шквал огня. Мы едва успели уйти в здание, как крыша буквально была засыпана гранатами из подствольников…

Первым делом стали выгружать уже сложенные в БТР боеприпасы. Нас прикрывали трое. Женя Шнитников вёл огонь из пулемёта слева от «брони», Вова Канюгин, парень из Дзержинска, отбивался справа. А в центре из башни БТРа вёл огонь Дима Лялин, стрелок из Новокузнецка. Едва закончили разгрузку, как Женя связался со мной по рации: «У меня проблемы!» – «Что случилось?» – «Кажется, меня ранило». – «Ты можешь двигаться?». Он сказал, что может, и продолжил бой.

Мы двинулись на помощь – пробираться к ребятам пришлось через полуподвал, так как окна на первом этаже простреливались насквозь. Женю в здание затащил Володя Канюгин, а Дима Лялин успел запрыгнуть в подвал уже из горящего БТРа. Наши, чтобы прикрыть нас, кидали гранаты прямо под окна… Добравшись к своим, первым делом осмотрели Женю. Пуля вошла ему в пятку и застряла в бедре. Смотрю, а он руки скрестил на груди. Разнял их, а там два пулевых отверстия – лёгкие пробиты насквозь… Перевязали его… А около 12 часов дня он умер…

«Помощи уже точно никакой не будет»

– Как вели себя ваши чеченские коллеги?

– Они сразу пошли сдаваться. Остались только четверо офицеров. Помню, как один из них – Имран – сказал мне: «Если кто-то из вас останется в живых, запомните – с вами погибли настоящие чеченцы». Эти офицеры пробыли с нами до самого конца.

– Вы пытались вызвать подмогу?

– И не один раз. Генерал Голубец два раза посылал вертолёт. А что толку? Вертолётчики могли только обстрелять окрестности здания, а «духи» к тому времени уже взяли первый этаж, там и отсиживались. В конце концов Голубец рявкнул мне по рации: «Пошли вы все на х… Выбирайтесь как хотите!»

А скоро и батарейки в рации стали садиться… Помню, появилась какая-то тупая отрешённость. Я сидел на лестничной клетке и вспоминал, что в этом году сыну надо идти в первый класс: «Господи! Дай мне сына в школу отправить 1 сентября»…

Видимо, Господь услышал мои молитвы, раз я с вами сейчас разговариваю.

– Как же вы всё-таки выбрались?

– «Духи» штурмовали здание беспрерывно. Это потом мы узнали, что на его взятие они отводили 20 минут, а мы уже держались не один час, хотя под конец контролировали только два верхних этажа… Хорошее здание, сталинской ещё постройки, его стены нас и спасли…

Видимо, «духи» понесли большие потери. Слышим под вечер крики: «Рус, выходи на переговоры». Пошёл я, прихватив с собой гранату. Ребят попросил: если будут вязать, пусть меня застрелят – как-то не хотелось к ним живым попадать. Так наш снайпер всё время и держал меня на прицеле… Разговаривал не с чеченцем даже, а с одним арабом. Он дважды предложил сдаться. Когда я сказал, что мы намерены пробиваться, он спросил, как же я вытащу своих убитых. Я сказал, что у нас только один убитый. Он не поверил, потому что кругом лежали его погибшие бойцы. Тогда я предложил ему пройти со мной. Он согласился…

Возможно, мы поступили и нехорошо, но у себя мы этого араба обезоружили и связали. Пообещали оставить его живым, если он поможет нам выбраться. Так мы и вышли, в виде каре – в центре вели араба, а двое наших чеченцев несли на одеяле тело Шнитникова. Бандиты от увиденного сначала обалдели, а потом начали что-то кричать. Араб прикрикнул на них, отдал какой-то приказ, и они расступились.

Так, в сопровождении бандитов, мы прошли метров пятьдесят. И вдруг из какого-то недостроенного здания слышим: «Мужики, вы откуда?» – «А вы кто?» – «Мы – ОМОН из Рыбинска». – «А мы – Нижегородский СОБР». – «А эти черти что с вами делают?» – «Сопровождают». – «Да вас впереди засада ждёт. Давайте к нам». Видимо, боевики рассчитывали, что как только мы отпустим араба, они нас перебьют из засады. Мы мгновенно среагировали и ринулись к своим. А того араба застрелил снайпер из Рыбинска.

Так мы присоединились к Рыбинскому ОМОНу, с которым провели все оставшиеся дни той эпопеи… Трудно было… Еды не хватало… Воду добывали, роя касками землю… Да и обстановочка кругом оптимизма явно не прибавляла… Помню, как на наших глазах пытались прорваться два грузовика с солдатами. Один грузовик бандиты сожгли полностью, другой перевернуло взрывом… Спасли мы только прапорщика и нескольких солдат… Никогда не забуду, как наш врач по рации давал рекомендации тяжело раненному рыбинскому омоновцу, отрезанному от своих на блок-посту у реки Сунжа. Увы, рекомендации ему не помогли, парень к утру умер…

– А помощи как не было, так и не было?

– Проблеск надежды у нас появился, когда генерал Пуликовский предъявил бандитам ультиматум, грозя стереть Грозный с лица земли. В радиоэфире началась настоящая паника. Полевые командиры кричали друг другу, что они потеряли много людей, что они уже отдали приказ покинуть город. Лишь один Шамиль Басаев был спокоен. Один раз он вышел в эфир и заявил: «Я – Пантера! Всем оставаться га своих местах. 11-го прилетит Птица, и всё будет нормально».

Мы стали гадать, что это за Птица? А 11 августа в Чечню прибыл генерал Лебедь и отменил приказ Пуликовского. А нам велели самим договариваться с бандитами о выходе из города. И мы поняли, что помощи уже точно никакой не будет.

«Чуть не сорвал с него погоны»

– С каким полевым командиром вы вступили в переговоры?

– С Ахмедом Закаевым. Тем самым, который сейчас в Лондоне живёт. Поначалу мы с его помощью вытащили убитых и оставшихся в живых рыбинских омоновцев с блок-постов на Сунже. Затем отправили наших убитых на аэродром Северный, в том числе и тело Жени Шнитникова. А 22 августа я попросил Закаева вывести нас в Ханкалу, где располагалось российское командование. Закаев согласился, но взамен потребовал отдать ему наших чеченцев. Я отказался, заявив, что никаких чеченцев у нас нет (этих ребят мы обвязали бинтами и вывозили как раненых). Кое-как я всё же уломал Ахмеда, и он взялся сопровождать нашу колонну.

Переехав через железную дорогу, мы наткнулись на два танка и три бронемашины, занявшие круговую оборону. Командовал ими какой-то старший лейтенант. Оказалось, что это такие же окруженцы, как и мы, только армейские. Закаев говорит мне: «Забирай их. Они нам сильно надоели. Только пусть технику оставят». А старлей отказывается: «За брошенную технику меня свои же расстреляют». Я обернулся к Закаеву: «Ты же воин, Ахмед. И он воин. Не может он бросить технику». Договорилсь, что останется только то, что военные не заведут с первого раза. Старлей сам сел за рычаги… Не завелась лишь одна БМП. Её одну и бросили. Люди Закаева пытались было возмущаться, но Ахмед цыкнул на них, и они примолкли…

Где-то метров за двести до Ханкалы Закаев остановился: «Мне дальше нельзя». Я спросил его: «В спину стрелять не будешь?» Он: «Я слово дал, иди». И пока наши последние бойцы не вошли на базу, он так и стоял на перекрёстке, тем самым гарантируя нашу безопасность.

– Вы нарисовали какой-то благородный облик чеченского полевого командира. Неужели Закаев таким и был?

– Как-то во время переговоров он мне сказал: «Вы у нас, как ягнята, хотим – отпустим, хотим – зарежем». Я ответил: «Будешь резать, то и своих людей положишь». Он вздохнул: «Вот в том-то и дело»… Мне кажется, что если бы он знал, что к 20-му числу у нас оставалось всего по несколько патронов на человека, то уничтожил бы нас, не раздумывая. А так он чувствовал за нами силу, а силу бандиты уважают. Нас они уважали за оборону здания УБОПа, особенно за способ прорыва оттуда. Мне Закаев даже предлагал службу в их армии, сулил немалые деньги…

– Как вас встретили в Ханкале?

– Мы шли по базе грязные и оборванные… Нас тут же окружили солдатские матери, совавшие нам в руки фотографии своих детей… Вместе с ними мы и дошли до палатки, где располагалась офицерская столовая. Помню, там стояли два генерала внутренних войск – Тихомиров и Шкирко. Тихомиров, видимо, только что пообедал. Сытно рыгнув, он спросил: «Это что за бригада такая припёрлась?»

Я чуть не сорвал с него погоны… Нас еле растащили, я кричал ему: «Сука, неужели ты не знаешь, кто мы такие?» Ребята взяли наизготовку оружие… Успокоил всех Шкирко. Он приказал накормить бойцов. А со мной прошёл в штабную палатку и попросил указать место, где мы стояли. Когда я показал, то он присвистнул: «Ты что мне рассказываешь! По нашим данным, там никого нет». – «Как нет? Я вышел со свои СОБРом, с танкистами, там ещё рыбинцы остались, они не пошли с нами». Шкирко продолжал не верить. Тогда мы связались с рыбинцами по рации. Вот тогда генерал начал суетиться, отдавать приказы о выводе всех оставшихся из Заводского района…

То есть что получается? Не выйди мы сами, нас так и бросили бы там, поскольку кто-то из штабных умников уже вычеркнул нас из списка живых.

– А что случилось с теми чеченскими офицерами, которые ушли вместе с вами?

– В 1996 году вместе с остатками чеченской милиции их эвакуировали в Нальчик. Там они столкнулись… Знаете с кем? С теми, кто пошёл сдаваться бандитам из здания УБОП утром 6 августа! Те уже успели довести до начальства свою версию событий, себя представить героями, а наших мужиков – чуть ли не предателями! В общем, пришлось нашим оправдываться, в их защиту мы подписывали письма, давали показания. В конце концов, они были полностью реабилитированы, а тех «героев» из органов уволили.

Сейчас с ребятами всё в порядке. Они служат в МВД Чеченской республики. Я до сих благодарю Бога, что в те тяжёлые дни довелось воевать рядом с такими надёжными мужиками…

P.S. Капитан российской милиции Евгений Петрович Шнитников был похоронен в Нижнем Новгороде на Старом Автозаводском кладбище. 18 декабря 1997 года ему посмертно было присвоено звание Героя России.