Почему Гражданская война в России была такой жестокой?
Газета "Новое дело" №35 от 09.09.2021
Подписка на газетуСегодня историки вспоминают о так называемом красном терроре эпохи Гражданской войны в России. В начале сентября 1918 года в отместку за покушение на Ленина большевики начали массовые аресты своих противников, многих из которых потом казнили. Но на самом деле надо говорить вовсе не о красном терроре, а о терроре Гражданской войны вообще, потому что противники большевиков проявляли не меньшую, а порой и куда более страшную жестокость…
Думаю, что причин таких зверств было много – их я подробно проанализировал в своей книге «Жернова революции», вышедшей в 2017 году к 100-летию Великой русской революции. Остановлюсь только на одной, о которой как-то не принято говорить громко. Тем не менее именно она, на мой взгляд, сыграла важнейшую роль в жестоком характере Гражданской войны…
Убогость жизни рождает убогие мысли
У нас часто забывают, что более 80% населения дореволюционной России составляло крестьянство. Согласно различным антисоветским мифам, появившимся после краха Советского Союза, до 1917 года российская деревня якобы процветала, купаясь в достатке, а самих российских крестьян отличала чрезвычайная набожность и своя, особая духовная нравственность. Однако эта благостная картинка отнюдь не вписывается в документальную историческую реальность.
Жизнь крестьянина до революции, вопреки антисоветским сказкам, была чрезвычайно тяжёлой. Условия труда на земле почти не изменились со времён средневековья и были почти каторжными, буквально на износ. Это состояние хорошо передал народоволец Андрей Желябов, который в конце XIX века «пошёл в деревню», чтобы её просвещать. Для этого он сам занялся крестьянским трудом. Опыт, как пишет один историк, оказался весьма поучительным:
«Он работал по 16 часов в поле, а возвращаясь, чувствовал одну потребность растянуться, расправить уставшие руки или спину, и ничего больше; ни одна мысль не шла в его голову. Он чувствовал, что обращается в животное, в автомат. И понял, наконец, так называемый консерватизм деревни: пока приходится крестьянину так истощаться, переутомляться ради куска хлеба, нечего ждать от него чего-либо другого, кроме зоологических инстинктов и погони за их насыщением».
Очевидно, что при таком существовании, когда речь шла об элементарном выживании, ни о какой «духовности», ни о каком культурном просвещении и речи быть не могло… А вот выдержка из воспоминаний генерала Павла Петровича Петрова, крестьянина по происхождению, в годы Гражданской войны воевавшего в колчаковской армии. Никогда не питавший симпатий к большевикам, он, тем не менее, в своих воспоминаниях признаёт, что жизнь дореволюционной деревни была крайне забитой:
«Оглядываясь назад, после длинного и долгого жизненного пути, говорю: ох, бедна и убога была жизнь в деревне, монотонна и однообразна. Не вспоминается никакой отрадной яркой работы в деревне, чтобы преодолеть и темноту, и убожество, и бедность. Каждая семья, каждый двор жили своей замкнутой жизнью… Стояла деревня на каком-то клочке земли, работали на нём крестьяне по старинке и сами никуда не двигались, за редким исключением. Рождалось в семьях больше десяти детей, вырастало трое-четверо, остальные умирали во младенчестве от невежества матерей, вообще родителей. «Бог дал, Бог взял» – фраза ходячая и ужасная. Конечно, и нищета влияла. Нищета всего: мысли, питания, гигиены, медицинской помощи…».
Петров вспоминает – всё, что деревня имела ценного в своём укладе при безграмотности и темноте, было от устных преданий из поколения в поколение, от соблюдения устоявшегося уклада жизни и обычаев, от Русской православной церкви. Однако, по его словам, «церковь, к сожалению, не могла дать многого. Она также была бедна средствами и людьми и, кроме того, заботилась больше всего о соблюдении обрядов, а не о воспитании христианском…». Петров подчёркивает, что способная крестьянская молодёжь стремилась всеми правдами и неправдами покинуть деревенскую глушь. Как сделал и он сам – самостоятельно выучившись, добился поступления в военное училище. Но его судьба в большей степени была исключением, чем правилом.
«Каждый в душе кулак…»
Частые неурожаи в царской России приводили к голодным годам, когда население целых сёл и деревень вымирало почти поголовно, а государство в лице элиты Российской империи не помогало справляться с этой бедой. Да и не действовали законы государства на территории деревни, в «почёте» были лишь законы крестьянской общины, круговой поруки с её дикими, архаичными нравами. А ещё здесь царил произвол местных богатеев – кулаков и купцов, устанавливавших свои порядки.
Понятно, что всё это не могло не породить многих бесчеловечных деревенских нравов – лютое недоверие к чужакам, мордобой при выяснении отношений, чудовищный цинизм по отношению к слабым, страшные самосуды над людьми, коих мужички по тем или иным причинам посчитали преступниками…
Обо всём этом можно почитать в дореволюционных произведениях Максима Горького, Александра Куприна, Михаила Булгакова, которые без прикрас описывали нравы деревенских жителей. Да что там Горький! Даже такой ярый монархист, как один из основателей «Союза русского народа» Николай Марков – и тот очень нелицеприятно отзывался о нравах сельской общины: «Отдельный крестьянин – прекрасный, добрый, хороший, отзывчивый человек. Но когда собираются толпой, когда общину разные писаря споят водкой, тогда действительно эта община является зверем, и с этим зверем трудно бороться».
Марков был курским помещиком, с детства жил в деревне и потому знал, что говорил… Приведу наблюдения другого помещика, из Смоленской губернии, А.Н. Энгельгарда, которого также не заподозришь в симпатиях к революционерам. Отмечая трудолюбие и широкую душу русского крестьянина, он, тем не менее, видел и другое:
«Зависть, недоверие друг к другу, подкапывание одного под другого, унижение слабого перед сильным, высокомерие сильного, поклонение богатству – всё это развито в крестьянской среде. Кулаческие идеалы царят в ней, каждый гордится быть щукой и стремится пожирать карася. Каждый крестьянин, если обстоятельства тому благоприятствуют, будет самым отличнейшим образом эксплуатировать всякого другого, всё равно – крестьянина или барина, будет выжимать из него сок, эксплуатировать его нужду…».
«Не боюсь ни бога, ни чёрта»
Наверное, при таких нравах основной части населения вряд ли стоило ожидать, что любые революционные преобразования в России пройдут безболезненно. Ситуацию ещё усугубила Первая мировая война. Мало того что солдаты Русской императорской армии, в своём подавляющем большинстве – вчерашние крестьяне, не понимали толком, за что они вообще воюют, так ещё они получали из дома письма, от которых по-настоящему зверели.
Родные описывали, как без мужских рук разоряются целые хозяйства, как деревенские богатеи и помещики измываются над солдатскими жёнами и детьми, вынужденными батрачить на сельских олигархов буквально за гроши… В ответ солдатики, уже вкусившие на войне опыта кровавых расправ, грозили вернуться домой и как следует посчитаться с обидчиками. Из солдатских диалогов времён Первой мировой войны:
«Я не только человека, курицу не мог зарезать. А теперича насмотрелся…».
«Я такой глупый был, что спать ложился, а руки на груди крестом складывал. А теперь ни бога, ни чёрта не боюсь… Как всадил с рукою штык в брюхо, словно сняло с меня что-то…».
«Жёнка пишет, купец наш Онуфрий до того обижает, просто жить невозможно. Я так решил: мы за себя не заступниками были, с нами, бывало, что хошь делай. А теперь повыучились. Я каждый день под смертью хожу, да чтоб моей бабе крупы не дали… Нет, я так решил, вернусь и нож Онуфрию в брюхо… Выучены, не страшно».
Как верно заметил по этому поводу историк-публицист Игорь Пыхалов, в головах многих россиян ещё задолго до революционных потрясений замаячил грозный призрак жестокой Гражданской войны. Она закономерно и случилась, когда крестьянство вместе со страной раскололось на враждующие политические лагеря.
Думаю, что за наступившие следом дикость и жестокость надо сказать отдельное «большое спасибо» правящей элите Российской империи, которая ничего не сделала ни для поднятия уровня жизни крестьян, ни для его культурного развития. И то, что эта элита в годы Гражданской сама пошла под нож со всем своим укладом жизни, стало для неё вполне заслуженным наказанием…