К 74-летию снятия блокады Ленинграда

Время, увы, рано или поздно разрушит любые монументы, а аганжированные историки ещё не раз перепишут заново школьные учебники. Но, к счастью, наша память – тех, чьи пращуры заплатили дорогой ценой за Победу, будет хранить бесценные воспоминания наших близких, которых уже нет рядом с нами, но которые через нас продолжают рассказывать о той войне новым поколениям внуков и правнуков.

Пауки на крыльях

Февраль 1942 года. Блокадный Ленинград. В огромной выстуженной квартире № 1 дома № 243 на улице Лиговской сидят, тесно прижавшись друг к другу, седой старик и маленькая девочка Надя. Перед ними в самоваре почти превратилась в ледяной комок последняя щепотка варёного гороха. Но они не едят, хотя голод уже пометил их лица глубоко запавшими глазами и ввалившимися щеками. Замерев от восторга, ребёнок слушает поэму Лермонтова «Демон». Голос постепенно затихает и одновременно с ним затихает и сердце моего прадеда Ивана Васильевича Масленникова…

Из дневника моей мамы:

«Взрыв, крик… Мальчик лежит, к нему бежит его мама. Я тоже подбежала. Мама схватила его на руки. Я подняла его ножку. Так и бежали. Я свято верила, что эту ножку моему другу пришьют доктора. Не пришили…»

…В тот горький апрельский день 1942 года маленькая девочка выскочила во время бомбёжки на середину двора. Надя первая заметила самолёт с большими чёрными пауками на крыльях, который совсем низко опустился над крышами домов. Первая же очередь прошила большую тряпичную куклу – последний подарок дедушки. От неожиданности и обиды девочка замерла и только тут услышала крик дворничихи тёти Поли: «Надя! Быстрее сюда!»

Она уже почти добежала до ребёнка, но другой немецкий самолёт сбросил бомбу, сровняв с землёй дом и заживо похоронив всех, кто в тот момент находился в бомбоубежище. Осколками была убита тётя Поля, а Надю воздушной волной отшвырнуло из-под очередной пулемётной очереди бравого фашистского снайпера, и она осталась лежать, истекая кровью от осколочных ран в голове и груди, со сломанной рукой.

Но ей повезло – её не только нашли среди руин, но ещё, собрав необходимые вещи, определили в детский дом…

Эвакуация

…Детский дом № 22 Московского района Ленинграда. Сегодня, 15 июня 1942 года, его будут эвакуировать в Сызрань. Дети помладше путешествие по Ладоге воспринимают как весёлое приключение, те же, кто постарше, уже ощущают страх перед неизвестностью. Моя мама, присев на ступеньки, тихонько нашёптывает своей тряпичной кукле строки из любимого «Демона».

– Наденька, быстрее! Мы уезжаем!..

Ладога! Один за другим от причала отходят катера с детьми. Огромные красные кресты яркими метками, видными с высоты, – словно святые обереги над маленькими подранками. Не помогло. Два катера из трёх потоплены, а тот, на котором была моя мама, скорее напоминает труповозку с немногими живыми на борту.

Вера Надежды

Моя прабабушка – Масленникова Надежда Николаевна, 1872 года рождения, пережив немецкую оккупацию, арест за помощь партизанам, пытки (в 70 лет!) и расстрел вместе с пленными красноармейцами на окраине Вырицы (к счастью, её только ранило и завалило трупами), несколько лет, начиная со дня снятия блокады, разыскивала свою внучку Надю.

Сначала у неё появилась «достоверная» информация о гибели моей мамы под руинами дома № 243 на Лиговской. Но старая женщина не поверила и день за днём продолжала опрашивать тех, кто мог знать хоть что-то. Месяцы спустя она получила данные о том, что раненую девочку по фамилии Масленникова вместе «с каким-то детдомом» эвакуировали по Ладоге, но катера с детьми были потоплены фашистами.

Надежда Николаевна вновь не поверила. И вот в 1946 году ей удалось найти карточку беспризорного-безнадзорного моей мамы. Там было отмечено, что 22 апреля 1942 года Масленникова Надежда Фёдоровна попала в приёмник-распределитель 21-го детдома, а оттуда 13 мая 1942 года была направлена в 93‑й детдом.

Снова поиски. Деревня Мордвиново Ёлнатского сельсовета Юрьевецкого района Ивановской области. И снова никаких следов внучки. Она возвращается в Ленинград, вновь начинает поиски. И вот в 1947 году находит в архиве ещё одну карточку беспризорного-безнадзорного на Масленникову Надю. Правда, отчество ребёнка в ней было иное – Филипповна, но остальное всё совпадало! Из этого документа следовало, что ребёнок был распределён в 22‑й детский дом, с которым эвакуировался 15 июня 1942 года в город Сызрань. И вновь Надежда Николаевна отправляется в дорогу.

Поиски оказались непростыми. Бабушке сначала сказали, что её внучка погибла ещё на Ладоге, потом – что, скорее всего, – девочка умерла от ран в эшелоне и была похоронена вместе с другими умершими детьми на каком-нибудь безымянном полустанке в общей могиле. Потом нашлась запись об… усыновлении Нади Масленниковой как «круглой сироты». Прабабушка обошла всех сызранцев, кто в те годы усыновлял детей-блокадников – всё было напрасно! Война буквально добивала старую женщину, отнимая у неё надежду отыскать внучку среди живых. Но война просчиталась.

…Август 1948-го. На пороге детдома появилась 74-летняя седовласая дама. Представилась:

– Надежда Николаевна Масленникова, бабушка Нади Масленниковой, вашей воспитанницы.

А навстречу ей уже бежала-торопилась маленькая девочка. Бежала молча, словно боялась криком своим спугнуть это чудо. Подбежала, остановилась и прошептала:

– Бабуленька… А дедушки больше нет…

Прижалась к родному человеку и тихо заплакала.